Изменить размер шрифта - +
Не живую, а отлитую из стали, хотя форма была исполнена со всеми мельчайшими подробностями - от коготков до последнего перышка. Но при всей своей красоте и изысканности, пташка служила вовсе не для услаждения взоров, и это я знал лучше всех прочих обитательниц Дома радости, разве что, за исключением самой госпожи. Стальная птичка была обычным доносчиком.

    Каждый подневольный работник спит и видит, как бы урвать себе мимо хозяина лишний кусок добра, чтобы поскорее получить свободу или же хотя бы скрасить жизнь, вот и подопечные Науты не брезговали получать с мужчин несколько монет в обход своей хозяйки. Собственно, если иметь совесть и утаивать небольшие суммы, никто не будет гневаться, но когда доходы падают, а девицы строят невинные глаза, обвиняя во всем клиентов… Впору задуматься и выяснить, кто кому врет. Допрашивать тех, кто приходит в Дом радости, негоже: быстро отвадишь, значит, нужно разговаривать с подопечными. Но Наута, и сама пору молодости прожившая примерно в том же положении, прекрасно знала, что ложь очень трудно порой отличить от правды, потому решила прибегнуть к простому, но действенному способу. Слежке. Были заказаны статуэтки птиц, достойные украсить и королевскую спальню, а в них нанятый маг поместил чары, позволяющие запоминать звуки разговоров, ведущихся в комнате в течение дня, а потом делать их достоянием того, кому известен секрет пташки, то есть, хозяйке и… мне. Потому что я снабжал пташек единственным подходящим для заклинаний «кормом»: подпитывал Силой.

    Наута ласково погладила статуэтку по стальным перышкам, раздался шорох, который постепенно сложился в более похожие на речь звуки, даже голоса в исполнении стального пересмешника оказались вполне узнаваемы, и один из них явно принадлежал… Келли. Другой тоже показался мне знакомым, а его обладательница и являлась заводилой беседы.

    -  Хорошо тебе, - чирикала птичка. - Вон какой парень ходит!

    -  И что хорошего? Я ж с него денег не беру.

    -  Да такому и самой приплачивать можно: молодой, статный, красивый…

    -  Да уж, красивый! Ты бы с этим красавцем сама попробовала!

    -  А что такого-то? Вроде все у него в порядке… Или я чего-то не доглядела?

    -  Ты еще и подсматриваешь? Ах, стерва!

    -  Да не злись, уж больно вы пара - загляденье… Так что с ним не так?

    -  Зачем спрашиваешь? Сама глаз положила?

    -  Ну, глаз, не глаз, а…

    -  Хочешь, бери.

    -  С чего это ты расщедрилась? Я ж думала, у вас любовь. А на деле?

    -  Любовь… - Долгая тишина. - Он хороший. Правда, хороший. Вот только…

    -  Ну, не тяни!

    -  Мягкий он, прямо как глина: что хочешь, то и лепи. Ни разу слова поперек не сказал.

    -  Так что в том плохого?

    -  А то. Если и мне не перечит, то и никому другому дать отпор не сможет, вот что!

    -  Ну, ты уж скажешь! Может, он просто тебя любит.

    -  Даже тот, кто любит, вечно терпеть не станет.

    -  В этом ты, пожалуй, права, подруга… И весь недостаток?

    -  Если бы… С ним и миловаться-то не слишком.

    -  Слабенький, что ли?

    -  Да не в силе дело… Вот тебе собаки нравятся?

    -  Собаки? А они причем?

    -  Притом! Так вот, он, когда целоваться лезет, точь в точь, хассиец: [1] рот разевает и дышит часто-часто, только что язык на сторону не вываливает! Прямо каминный мех, меня аж сдувает… А губы становятся каменные и холодные, словно у статуи какой.

Быстрый переход