- Вы велели зайти. С какой целью?
- Я не «велел». Я всего лишь прислал приглашение. - За попыткой перейти к делу следует мягкая поправка, исполненная сожалением об ограниченности моих представлений.
Ну да, приглашение. Которое невозможно не принять. Если начну отказываться, буду лишен ежегодных объедков с господского стола, а тогда мне вовсе нечем окажется выполнять заказы: хороший доход дают остатки от праздников Середины лета и Середины зимы, но второй случится еще очень нескоро, а первый надо сначала встретить, а потом дождаться, пока гуляния и увеселения закончатся. Во все же остальное время мне достаются на растерзание неудачные опыты учеников чародеев. Благодаря участию дядюшки, конечно же. И кстати, сейчас мне настоятельно требуется новая порция негодных к употреблению заклинаний, потому что предыдущие запасы счастливо закончились.
- Вы желали видеть меня?
Ответный взгляд свидетельствует: скорее предпочел бы забыть о моем существовании. Но с языка слетает все то же медоточивое:
- Разумеется, иначе не позвал бы.
Вопросительно приподнимаю бровь.
Дядюшка откладывает трубку, придвигает шкатулку поближе к себе, неторопливо откидывает крышку и начинает перебирать листки бумаги, хранящиеся в изящной вещице, своими длинными, худощавыми, безупречной формы, но всегда напоминающими мне червяков пальцами.
Наконец, шуршание затихает, и взгляд Трэммина пробегает по строчкам букв на одном из посланий.
- Мальчик мой, тебе следовало бы умерить свои притязания.
Непонимающе хмурюсь. Что за странное начало?
- Милостью божией и Анклава, тебе разрешено чародействовать в меру твоих сил и способностей, не так ли?
Ах вот о чем речь…
Зло кусаю губу, а дядюшка продолжает:
- И кому, как не тебе, понимать, что неумелое вмешательство способно принести огромный вред.
- Я не вмешивался.
- А что же ты делал?
Кивком указываю на исписанный листок:
- Кадеки постарался?
Трэммин довольно щурится:
- Нельзя оставлять в безвестности деяния, которые могут подвигнуть на дальнейшее беспечное…
- Никакой опасности не было.
- О том может судить только лекарь, получивший высочайшее дозволение на…
- Так спросите у него! И если Кадеки посмеет утверждать, что я причинил своим прикосновением вред…
- Не причинил, - согласился дядюшка. - Но жалоба есть жалоба, к тому же, поданная по всей форме.
Последнее слово заставило меня напрячься. По всей форме, стало быть, для ее удовлетворения также потребуется строжайшее следование правилам. Я-то надеялся, Кадеки угомонится! Ну и сволочь… Все, попадется под руку - пощады не дождется!
- А поскольку жалоба поступила прямиком в Надзорный совет, сам понимаешь, я не мог ничего сделать.
Сокрушенно вздыхаешь, да? Мог, сотню раз мог сделать и очень многое! Только зачем стараться ради ненавидимого племянника?
- Ваши слова означают, что…
- Мое заступничество не помогло. Но слава богам, и провинность не слишком серьезная… Тебе всего лишь нужно будет заплатить извинительную подать.
Всего лишь… Количество монет, указанное на врученном листке, мало кому показалось бы внушительным, но только не мне. |