Из-за местных манер я чувствовал себя, как голодный хищник, бродящий среди потенциальной добычи — но не мог же я заразить Кэлнором этот свободный мир! Мне представлялись ряды одинаковых зданий, стерильные улицы кэлнорского города, по которым ходят одинаковые кэлнорцы в униформе — и тут же скручивало желудок.
Иногда приступы омерзения случались такой силы, что мне казались прекрасными даже обдолбанные бичи у кабака или старая бандерша, которая пыталась кокетничать. Может, они и не были перлами творения и совершенством без изъяна, зато они делали, что хотели, никого не боялись и никому не подражали.
Можешь считать меня дураком, Проныра, но я до сих пор думаю: лучше какой-нибудь веселый распустёха, выбравший самый неправильный образ жизни, чем идеальный член идеального общества, знающий, как надо на самом деле. Я сравнивал — и знаю, чего стоят и тот, и другой.
В общем, я держал себя в железных тисках. А мейнцы этого не замечали. Они ко мне привыкли, перестали шарахаться за несколько лет, раскрылись. Мы ведь сражались вместе — стая знала, что на меня можно положиться в бою. Даже осмотрительный Шед уже не орал: «Почему не в скафандре?!» — если я приходил в штаб в гражданском, а его орлы уже не мерили уничтожающими взглядами… Это было плохо само по себе, но то, что они меня трогали, было безнадёжно худо.
Женщин я обходил, делая большой крюк. От мужчин пытался уворачиваться — а они ржали, полудурки: «Душа у Ли-Рэя ранимая и утонченная». Я на них орал ужасными словами или пытался объяснить, что кэлнорцу, когда он на взводе, все равно, какой расы и пола его подружка — но действовало слабо. «Хе, размечтался!» — вот и все, что я от них слышал.
То, что связано с сексом, здесь не принимали всерьёз — даже попадая порой в беду из-за этого.
Стая Шеда считала меня проверенным боевым товарищем, из-за этого мне прощали и расу, и тавро на морде. Но я-то не перестал быть кэлнорцем, Проныра — а этого они не могли осознать! Они не верили, что я опасен — но я-то знал! Я знал, что, по их меркам, я — законченный маньяк. Услыхали бы орлы, что я о них думаю — пристрелили бы. Если моя братская любовь надежно хранила Эрзинга и Дотти, то к прочим орлам я так тепло не относился — в моём подсознании все они были потенциальными контейнерами для генов.
Впрочем, с мужчинами было сравнительно проще — они же, скорее, подначивали, чем вправду цеплялись. Вот женщины…
С женщинами мне трудно. Мейнский кодекс запрещает их бить — многие пользуются этим довольно грубо, словно вынуждают этот кодекс нарушить. Одна таки вынудила.
Эвия. С Тэффы. Имела темно-красные волосы и здоровое тренированное тело — идеальный контейнер для драгоценных генов Кэлнора. Я наводился на нее, как баллистическая ракета; рядом с ней было не отвлечься — не позволяла.
Сперва она всё время оказывалась рядом, и показывала мне себя во всех видах, и превратилась в мой постоянный ночной кошмар — но это было еще начало. Совсем худо стало, когда начала дотрагиваться.
Когда она полезла лапиться, я её отодвинул и хотел уйти. А Эвия облизнула губы и распустила шнурок на вороте. И сказала:
— Ах, Ли-Рэй, как глупо, когда парень ведет себя недотрогой!
— Не хочу я тебя, отвали! — сказал я зло. Да я был просто в ярости! То, что она делала, здорово смахивало на пытку: физиология и воля во мне шли вразнос.
— Неумело врешь! — хихикнула она. — Невооруженным глазом видно, как ты не хочешь!
Она права была, конечно. Супердоминант эрекцию не скроет, даже если очень постарается. Но для любого недочеловека, вроде бы, эрекция кэлнорца — как пистолет, направленный в чужой висок! А Эвия в упор не понимала, чем недочеловеческая игрушка для секса отличается от кэлнорского оружия гуманного геноцида. |