|
Василевской «Радуга», и так как не видела во время оккупации решительно ничего, что написано в этой книге, то и не сочла возможным писать об оккупации. Лукин и Кожевников переглянулись и улыбнулись, и я поняла, что эта улыбка относилась не ко мне, а к тому, что наворочено в «Радуге». Я еще сказала:
– Ничего того, что там написано, не было и не могло быть, так как немцы считали Украину своей и заигрывали с украинцами. И мы пошли пить чай в кабинет Поспелова. И вот наблюдение, в точности которого я уверена: не только я в тот день была именинница и радовалась происходившему. Радостные лица были и у Караваевой с Карцевым, и у Лукина с Кожевниковым, и у Поспелова. Видно, эта маленькая победа литературы им всем была приятна. Дома в Борисоглебском переулке уж нечего и говорить, как были довольны дядя Илья и его жена Наталья Федоровна. Но я уже долгонько у них жила, и, застеснявшись их обременять, переехала в те дни в рекомендованную мне Союзом комнату в Плотниковой переулке. И, едва переехала, почти сразу расхворалась. Узнав по телефону о моем нездоровье, А.Я. Бруштейн велела мне зайти, и ее муж, проф. Бруштейн, дал мне таблетки, которые меня вылечили. И вот настало 7 апреля – день, когда А<натолий> К<узьмич>сделал свою запись. В тот день я поздно проснулась у себя в Плотниковом переулке и, проснувшись, услышала стук в дверь. – Входите! – сказала я, и вошел B.C. Озернов, товарищ Д<авида> Я<ковлевича> по службе в тылу, впоследствии – муж моей Натальи. – Вы что, – спросил он, – только что проснулись? Вставайте скорей, идите на улицу, там вывешена «Правда» с большущей статьей о вас и ваших «Спутниках». Я живо оделась, и мы с В<ладимиром> С<еменовичем> пошли разыскивать щит с «Правдой», и я на улице прочла эту статью, превозносившую меня до небес. А затем я повела Володю в клуб Союза писателей в ресторанчик, еще тот старый, под библиотекой. Там я угощала Володю хорошим завтраком. За соседним столиком завтракали какие то незнакомые мужчины, и мы услышали такой разговор: – Да кто такая эта Панова? – Кто ее знает, откуда то с периферии, из района. – Вы подумайте, из за бог знает кого снимать такого человека, как Дмитрий Алексеевич. – Ну, не она же его сняла, – вмешался еще чей то голос. Я поняла, что моя история нынче обсуждается всюду. А вернувшись в Плотников пер<еулок>, получила телеграмму из Ленинграда, от Д<авида> Я<ковлевича>. Смысл ее был таков: «Я знал, что это к тебе придет, но не думал, что так скоро». Ну, и конечно, поздравления. Так я вошла в литературу. Взлетела счастливая чаша весов. С тех пор много было и горя, но что делать! В жизни не бывает одно только хорошее. Во всяком случае, с тех пор я хоть материально ни от кого не зависела и хоть отчасти могла компенсировать моих детей и маму за пережитые лишения. Еще были попытки как то меня прижать в процессе издания «Спутников» отдельной книгой, но и эти попытки были отбиты, – незримая защита окружала мою повесть. И «Спутники» выдержали множество изданий, прежде чем вошли в то мое Собрание сочинений в 5 томах, подписка на которое сегодня производится в Ленинграде. 11 октября 1969. В. Панова. Комарово
Иллюстрации
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
А
Абакумов Виктор Семенович (1906–1954, расстрелян), министр государственной безопасности. |
