Пастернака. Предполагалось, что в сборник могут войти его социальные вещи: «1905 год», «Лейтенант Шмидт», стихи периода Отечественной войны и некоторые лирические стихи.
Однако секретариат не проследил за формированием сборника, доверился составителям, и в сборнике преобладают формалистические стихи аполитичного характера. К тому же сборник начинается с идеологически вредного «вступления», а кончается пошлым стихом ахматовского толка «Свеча горела». Стихотворение это, помеченное 1946 годом и завершающее сборник, звучит в современной литературной обстановке как издевка.
По этим причинам секретариат решил сборник не выпускать в свет .
Но тираж уже давно отпечатан и разосланы 10 сигнальных экземпляров по соответственным учреждениям. Остается только уничтожить тираж, что и делается. Но так как тираж был отпечатан, то какое то количество экземпляров пошло по рукам. Об этом вспоминала Белкина.
29 апреля 1948 года Пастернак сообщает Кулиеву и Орловской:
<…> Не ждите от меня обещанного сборника «Избранных». Несмотря на ошибочное объявление в газете об их выходе, давно готовую и однажды уже разрешенную книжку задержали и предложили издательству не выпускать. Сборника не будет .
И в тот же день одному из своих читателей:
<…> Очень надеялся и сам послать Вам сборник, тем более, что им попутно удовлетворил бы Ваши два других желания (в книжке воспроизведена фотография и к ней приложена короткая биография). Но объявление о книжке в «Лит<ературной> Газ<ете>» ложно или ошибочно. Как раз в этот день сборник, обсуждавшийся около года, более двух месяцев уже как отпечатанный, готовый и разрешенный к выпуску, снова затребовали куда то в сферы – и задержали, на этот раз навсегда. Сборник не выйдет. Причин не знаю и не интересуюсь. Не огорчайтесь этим. Жизнь так удивительно хороша, столько еще всего впереди и так много можно и нужно сделать .
И чистопольскому другу Авдееву:
<…> Была у меня мечта послать Вам книжечку избранных моих вещей (в большинстве Вам известных), когда их выпустит «Сов<етский> Писатель». Но объявление о выходе книжки, напечатанное в «Лит<ературной> Газете», вводит в заблуждение. Оно было напечатано как раз в тот день, когда книга была зарезана .
Книга зарезана, и Пастернак старается принять этот факт философски. Все мысли, которые он мог отнести на свой собственный счет, он формулирует в письме Шостаковичу, отправленном в поддержку 22 апреля 1948 года.
Мужайтесь, Дмитрий Дмитриевич, сохраните среди всего этого ясность духа и здоровье.
Помните, что даже в том случае, если бы за всем этим была хоть тень правоты, не наше дело мудрить и умничать, и ломать и портить в себе лучшее, что дает природа человеку при рождении – цельность.
Спокойно и радостно примите все, что встретит Вас на Вашем – пути и да поможет Вам в эти дни издали Ваше великое будущее.
Ваш Б. Пастернак .
Эти же слова поэт мог обратить к себе, его положение было не лучше.
Вторая попытка: история с переводами
А Тарасенков вновь продвигает сборник Пастернака, только теперь с переводами. Возможно, сказалось то, что были разрешены выступления поэта.
16 июня 1948 года Пастернак направляет письмо в «Советский писатель» на имя директора Георгия Алексеевича Ярцева.
Прошу издательство рассмотреть в наивозможно скорейший срок и вынести решение по следующему моему предложению.
Не сочло ли бы издательство возможным собрать и выпустить наилучшие из поэтических моих переводов согласно следующему отбору. |