– Как хорошо, что ты пришел, Ваня! – взволнованно обратилась к нему Варвара. – Ну убеди моего ненормального мужа! Нечего ему, отцу двоих детей, делать у Белого дома! Там же война может начаться!

– А чего тебе там понадобилось, Вячеслав? – поинтересовался Григорьев, мрачно взглянув на мужа Вари. – Считаешь, без тебя там не обойдутся?

– Вот на это и рассчитывают негодяи, – убежденно ответил Никитин, – на извечное обывательское «моя хата с краю»! На испуг берут. Но я не поддамся!

– Но что тебя все-таки заставляет? Почему так рвешься? У тебя же дети! – наступал на него Иван Кузьмич: ему интересно знать: что движет такими людьми, как известный хирург Никитин, чем вызвана их готовность к самопожертвованию. – Ты что же, риска не боишься?

– Боюсь, – честно признался Вячеслав Андреевич. – И детей жалко, и Варю, если что. Но иначе поступить не могу! – Глубоко вздохнул и с вызовом поглядел в глаза Григорьеву.

– Сейчас, возможно, решается судьба России – освободится или нет народ от жестокого, лицемерного гнета коммунистического режима. Как живут наши люди? Хуже всех в Европе! Что дала революция? Построили коммунизм? Вот видишь – тебе самому смешно. А тут не смеяться – плакать надо! – Осуждающе посмотрел на Григорьева. – Тебе бы покаяться, Иван Кузьмич! Столько лет дурили народ! Вот Ельцин обещает покончить с этим, возродить Россию – и я с ним. Ради будущего своих детей! Хочу помочь, защитить! Я врач – могу понадобиться.

Однако Григорьева его пламенная речь не смутила и ни в чем не убедила. Сытый голодного не понимает!

– Ну ты и карась-идеалист! Прости, это я по-свойски, без обиды. Значит, от коммунистов решил Россию освободить, Ельцину поверил? – И насмешливо покачал головой. – А кто такой Ельцин? Один из партийных воротил, только шкуру сменил. А кто вокруг него? Секретари и члены ЦК, партийно-комсомольский актив, профессора научного коммунизма. Все – перевертыши! В одночасье демократами стали! И ты, наивный, им веришь?! Просто к власти рвутся, к жирному куску! С ними может быть еще хуже. Бедная наша Россия!

– Пожалел волк кобылу! – решительно возразил Никитин. – Ну и что? В партии было много честных людей, поверивших в красивые слова. Хуже не станет! За время вашего правления народ богатейшей по ресурсам страны так и не вылез из нищеты, отстал от европейцев на сто лет! Наши люди не хуже других. Не умеете управлять – убирайтесь с дороги! – Он взглянул на часы и встал из-за стола. – Думаю, Иван Кузьмич, когда народ тебя одернет, ты многое поймешь, – миролюбиво заключил он. – А не поймешь – тем хуже для тебя, да и для всех нас. Пойдемте, Варенька, дети! Пора домой! – позвал он своих. – Спасибо, Веруся, за компанию и за вкусный обед. Извини, если что не так. Нам надо поторапливаться. Мне, наверно, сегодня спать не придется!

Как известно, «гекачеписты» не решились бросить армию на безоружный народ, тем более, что в войсках началось брожение и отдельные подразделения стали переходить на его сторону. «Путч трясущихся рук», как прозвали эту неудавшуюся попытку партийного руководства сохранить свой режим, с треском провалился. Участь его была предрешена. Отставка Горбачева и запрет КПСС стали вопросом времени.

К осени, когда вернулась с гастролей Светлана и переехали с дачи Вера Петровна с Петей, Григорьев уже перестал ездить на работу; кабинет его, как и все апартаменты ЦК на Старой площади, новые власти опечатали.