Слушая его взволнованную речь, Вера Петровна не проронила ни слова. Душа ее была переполнена болью и теплым чувством от сознания, что она в нем не ошиблась.

– Вы меня слушаете? – Михаил боялся, что их прервали. – Очень вас прошу, Вера Петровна, дорогая, как бабушку и, судя по вашему письму, моего друга: помогите мне найти подход к Светлане! – Потому и хотел поговорить сначала именно с вами. Я уже несколько раз звонил из больницы, но никак не удавалось вас застать: подходил Марк или Света. Помирите нас! Скажите ей, что я полностью осознал, как был не прав!

Помолчал, унимая волнение, и пояснил:

– Слишком поздно узнал, как она меня ждала, как ухаживала за мамой; а что вопреки воле отца оставила ребенка и решилась родить без мужа – только из вашего письма. Настоящий подвиг, и я счастлив вдвойне, что у меня есть сын и рожден он женщиной благородной души. Я не ошибся, когда ее полюбил! – Тут же спохватился: – Вы только не подумайте, дорогая Вера Петровна, что я… из трусости не решаюсь сказать все это сам, – нет! Я только прошу вас подготовить и организовать нашу встречу, познакомить меня с сыном. Это ведь так непросто! – И умолк, с волнением ожидая ответа.

Вера Петровна не сразу откликнулась, раздумывая, подбирая нужные слова, в растерянности: что она может предпринять, не посоветовавшись с дочерью? Наконец с трудом промолвила:

– Не могу пока обещать вам, Миша, что-нибудь определенное. Света ведь так ничего и не знает о письме и о вашем возвращении. – И пообещала: – Но томить вас не стану, понимая ваше состояние. Вам и так пришлось слишком много пережить. Я немедленно поговорю со Светой. Она болеет, и я за ней ухаживаю. А вообще… я снова замужем, за ее родным отцом, и живу отдельно. Но здесь побуду еще дня три, так что звоните.

«Какой замечательный человек Михаил, какое благородство! – думала она. – Недаром Светочка так его любила… Да может, и сейчас еще любит?.. Почему не разрешает Марку усыновить Петю?.. А сын как на него похож…»

И глубоко вздохнув, Вера Петровна принялась за готовку – никто за нее этого не сделает, а подумать можно и за делом и потом пойти к дочери. Разговор предстоит нелегкий, надо справиться с волнением.

Когда Вера Петровна вошла в спальню, Светлана с безразличным видом лежала вперив взор в потолок. Устала уже горевать, просто ни о чем не хочется думать. Как жить дальше? Это представлялось ей неопределенным.

– Доченька, родная моя! – ласково позвала Вера Петровна, присаживаясь на край-постели. – Нельзя же так! Расскажи маме – что тебя мучит? Облегчи душу! Я же все пойму…

Светлана каким-то безжизненным голосом тихо ответила:

– А я и сама не знаю, мамулечка, что со мной происходит. Тошно мне… Горько, что так не повезло…

– Это как же – не повезло? Такой замечательный парнишка у тебя подрастает, дом полная чаша, муж заботливый… Больше пяти лет живете – и вдруг…

– Да ничего ты не знаешь, мама! – так же ровно, бесстрастно прервала ее Светлана. – Петеньку я люблю, но он же постоянно напоминает мне об утраченном. А семейная жизнь моя, наверно, кончилась. Сама не знаю, что делать. Но с Мариком жить не смогу больше.

– Что же он такое натворил? – испугалась Вера Петровна. – Серьезное, видно, что-то, а то не стала бы ты так…

– Уж серьезнее быть не может.