– Мне почему-то думалось, – сказал Линли, – что журналист должен уезжать последним.

Винни издал резкий, короткий смешок, который относился, похоже, к его собственной персоне, смешок обличающий и недобрый.

– Соорудив репортаж с места преступления? Чтобы не меньше десяти дюймов на первой полосе? Не говоря уже о подписи крупными буквами и рыцарском звании за раскрытие преступления в одиночку? Вы так себе это представляете, инспектор?

Линли вместо ответа спросил:

– Все же почему вы оказались здесь в эти выходные, мистер Винни? Присутствие всех остальных можно так или иначе объяснить. Но ваше… Не могли бы вы вкратце объяснить мне, что и как?

– Разве вчера вечером вы не получили исчерпывающее объяснение от нашей очаровательной Элизабет? Я умирал от желания затащить Джой в постель. Или еще лучше: насиловал ее мозги для материала, который подтолкнет мою карьеру. Выбирайте любой вариант.

– Честно говоря, я бы предпочел правду.

Винни сглотнул, он явно был обескуражен: от полиции он ожидал чего угодно, только не спокойствия. Воинственного требования правды или провоцирующих тычков пальцем в грудь.

– Она была моим другом, инспектор. Вероятно лучшим другом. Иногда мне кажется, моим единственным другом. И вот ее нет. – Его глаза были полны муки, когда он отвернулся к спокойной глади лежавшего в отдалении озера. – Но люди ведь не понимают дружбу такого рода между мужчиной и женщиной. Они норовят что-то сюда приплести. Сделать из нее какую-то дешевку.

Линли был тронут горем журналиста, но, однако, заметил, что тот обошел его вопрос.

– Именно Джой устроила, чтобы вы сюда приехали? Я знаю, что вы звонили Стинхерсту, но это она подготовила почву? Это была ее идея? – Когда Винни кивнул, он спросил: – Но зачем?

– Она сказала, что тревожится из-за изменений в тексте пьесы, как их воспримут Стинхерст и актеры. Сказала, что ей требуется моральная поддержка на случай всяких недоразумений. Я несколько месяцев писал о том, как идет обновление «Азенкура». Ну и подумал, что вполне могу попросить, чтобы мне позволили присутствовать при читке. Поэтому я и приехал. Поддержать ее, как она и просила. Но, как оказывается, толку от меня ни малейшего… Она с таким же успехом могла приехать сюда одна.

– Я видел ваше имя в ее ежедневнике.

– Ничего удивительного. Мы регулярно обедали вместе. На протяжении многих лет.

– Во время этих встреч не говорила ли она вам что-нибудь про эти выходные? Какие-нибудь подробности? Чего от них ждать?

– Сказала только, что состоится читка и что все это может показаться мне интересным.

– Имелась в виду сама пьеса?

Винни вдруг задумался, устремив взгляд в никуда. Когда он все же ответил, его голос прозвучал так, словно его поразила какая-то мысль, которая раньше не приходила ему в голову:

– Джой сказала, что хочет, чтобы я обдумал предварительную статью о пьесе. Какие звезды будут приглашены, пару слов о сюжете, возможно, о материалах, которые она использует. Приезд сюда дал бы мне первые впечатления о характере постановки. Но я… эту информацию я мог бы с легкостью получить и в Лондоне, верно? Мы видимся… виделись достаточно часто. Может, она… опасалась, что с ней может что-то произойти, инспектор? Боже мой, может, она рассчитывала, что я-то уж позабочусь о том, чтобы люди узнали правду?

Линли никак не прокомментировал ни его откровенное неверие в силы полиции, ни самонадеянность: похоже, он искренне полагал, что какой-то журналист способен в одиночку раскопать правду,заменив полицию. Тем не менее он отметил, что, судя по реплике Винни, лорд Стинхерст верно определил цель приезда ушлого газетчика.

– Вы говорите, что она была чем-то обеспокоена?

– Она этого не говорила, – честно признал Вин ни.