— Вы видите, что я знаю очень много. Я знаю почти все. Почти. Я не знаю только одного. Не могу я понять. Неужели вы рассчитываете, что вам это удастся сделать? Вы же имеете представление об этом мире, о законах этого криминального мира. Вы же должны ясно понимать, что вас не выпустят с такими деньгами.
— С какими деньгами? — Ян окончательно растерялся.
Магницкий казался трезвым, и по роду занятий не мог быть шизофреником. Не мог быть, потому что они там все медкомиссию проходят. Но мог им стать, потому что работа больно вредная. Во всяком случае, все, что он сказал, было слишком похоже на цитату из учебника по психиатрии. У психов своя логика, непостижимая для нормального человека. И сейчас Ян тщетно пытался понять, какая связь между латвийском паспортом и бывшей женой, с которой он никуда не собирался ехать — наоборот, был бы рад поскорее ее проводить. Что еще? Какие-то деньги. Какие деньги?
— Вы меня с кем-то путаете.
— Ян, вы мне симпатичны, — сказал Магницкий. — Вы нормальный человек. Я искренне хочу вам помочь. Ян, отдайте деньги. Лучше всего, если вы отдадите их мне.
— Ладно, уговорили, — сказал Ян. — Возьмите в тумбочке.
— В тумбочке? — переспросил Магницкий, оглядываясь.
— Ах да, совсем забыл, они под матрасом, — сказал Ян. — Товарищ следователь, вы заберете все деньги или немножко оставите?
— Хорошо, зайдем с другой стороны, — сказал Магницкий, — может быть, и нет никаких денег. Может быть, ваш директор дает ложные показания. Может быть, Корша никто и не убивал.
— Я как-то потерял нить разговора, — сказал Ян. — Если вы меня спрашиваете, то хоть дайте время ответить.
— Хорошо, спрашиваю. В каких отношениях вы находитесь с Хорьковым?
— В нормальных отношениях нахожусь, — сказал Ян, следя за мимикой и интонациями. — А что?
— А как вы тогда объясните, что он вас топит? В своих показаниях он прямо называет вас участником убийства Корша.
— Что? Что… Что?!?!
— Ничего особенного. Это нормально. Подозреваются всегда самые близкие, а вы были близким другом убитого, ведь так?
— Стоп, — сказал Ян. — Это допрос? Тогда я звоню своему адвокату. И пока он не приедет, я буду молчать. А вы можете говорить, сколько угодно.
Никакого адвоката у него не было. Было несколько подружек с юрфака, так они сейчас на каникулах. Можно, правда, Амурскому позвонить. Если его причесать, сойдет за адвоката.
— Зачем нам лишние люди? Кухня у вас такая тесная, — сказал Магницкий. — Нет, Ян Борисович, это не допрос. И вы можете молчать. Говорить буду я. А вы слушайте. Итак, цена нашего разговора — сто пятьдесят тысяч долларов.
— Прилично, — сказал Ян, постепенно приходя в себя после психической атаки. — Вот теперь я точно знаю, что вы меня с кем-то путаете. Такие деньги и я — две вещи несовместные.
— Вот и я говорю, что вам с такими деньгами не стоит связываться. Это деньги, которые убитый должен был привезти вместе с вами в бассейн. Это деньги, которые предназначались для передачи Алине Ивановне Гусаровой в присутствии Хорькова и вас, как свидетелей сделки. Это те самые деньги, которые Корш должен был заплатить, чтобы выйти из совместного предприятия и оставить лагерь в своей собственности. Сто пятьдесят тысяч долларов в двух полиэтиленовых пакетах. Корш мог доверить такую перевозку только вам, как самому близкому ученику. А вы его по дороге убили. Вот почему он пытался написать ваш номер телефона на песке. Он, умирая, хотел навести нас на убийцу. |