|
Сыр, фрукты и вино – только в Елисеевском, меха – только у Мертенса, драгоценности – у Фаберже, цветы – у Эйлерса. И так далее… Офицерские привилегии – субстанция крайне относительная и весьма обременительная. Это больше похоже на почетное рабство. Но, отнимая их, надо сразу что то дать взамен. Из Маркса для этого ничего не подходит – старик в упор не видел государство в целом и профессиональную армию – в частности.
– Рабы золотопогонники – сильно сказано, – улыбнулся Сталин в усы, – хоть и оскорбительно по форме, но верно по содержанию. В таком случае они должны быть счастливы лишь тем, что их освободили от бремени рабства, и не требовать более того. – Иосиф Виссарионович, вы ведь помните Ветхий завет. Что говорили Моисею Корей, Дафан и Авирон во время бунта вышедших из Египта евреев? «Зачем ты вывел нас из Египта? Мы ведь жили в цивилизованной стране, где было всё – от судебной системы до канализации. Ты говоришь, что мы там были рабами фараона – но теперь мы рабы случайности: нам нечего есть и пить, нам угрожают хищники, нас грабят, насилуют и убивают окрестные дикари. Мы умрём тут; ты вывел нас на смерть. А главное – в чём образ будущего? Ты говоришь, что мы идём в землю обетованную, но пока что мы бесцельно блуждаем по пустыне. Куда мы идём? Каким будет этот твой „израиль“? И будет ли он вообще?» Моисей утопил их в яме с дерьмом, но чтобы ответить на все вопросы, ему пришлось пойти на Синай и вернуться оттуда со скрижалями Завета… Распутин с наслаждением допил чай, поставил на стол кружку. Взглянув на Сталина, отметил, что его глаза перестали светиться обжигающей желтизной. Черный зрачок утонул в карей радужке… Или, может быть, свет упал на лицо чуть под другим углом… – Нужен образ будущего, Иосиф Виссарионович, – продолжил Григорий. – Народу хочется понять, как грядущие изменения видят революционеры. Как они будут рушить весь мир насилия, и в кого полетят обломки? Где будет жить население, когда старое здание рухнет, а новое еще не построят? Ведь в этом желании нет ничего неприличного. Я прав? Сталин встал, прошёлся по помещению так мягко ступая, что не скрипнула ни одна половица. – Вы читали программу нашей партии? – Да, и могу биться об заклад – этим не могут похвастаться девять из десяти членов РСДРП, во всяком случае – из числа рабочих. – Вы жестоки, – Сталин покачал головой, – но не могу не признать – справедливы. Рабочие действительно политически инертны и малообразованны… Но есть мнение, что если дать им больше свободного времени и возможность закончить школу… – Вы получите таких же политически инертных, но только эрудированных членов общества. Они будут охотно и грамотно костерить начальство, живо интересоваться международными делами, но при попытке заставить конспектировать «Капитал» или изучать программу партии протекут водой сквозь пальцы. И это не от лени. Рабочий – всегда практик. Его не интересует теория, но волнует практическое воплощение. Поэтому программы и планы пролетариату надо предоставлять в виде кратких, как выстрел, и простых, как пять копеек, лозунгов. «Долой войну!», «Даёшь электрификацию деревни!», «Землю – крестьянам, заводы – рабочим!»… Ну и так далее… «Море – морякам, горы – горнякам!»… – продолжил он, грассируя и пародируя ленинский выговор. – За вами хочется записывать, – улыбнувшись, заметил Сталин. – Такое впечатление, что в вашей голове есть образ справедливого будущего… – Только в общих чертах. – Не скромничайте. Будем считать, что партия решила посоветоваться с народом в вашем лице. Что является главным? Какой лозунг может объединить всех подданных империи, включая лелеемую вами армию? Распутин закинул ногу на ногу, сцепил руки в замок, обхватил колено и, прикрыв глаза, начал говорить медленно, словно диктовал текст машинистке. |
