Изменить размер шрифта - +
Пролетариат не воюет с детьми, даже если это дети классовых врагов. Городовой – тот же бесправный наёмный работник, выполняющий предписания работодателя, как рабочий, вытачивающий деталь по чертежам конструктора. Хотите, чтобы он делал что то другое – предложите ему новые чертежи, поставьте иные задачи. Но убивать то зачем? Что это породит, кроме страха и злобы с одной стороны, безнаказанности и вседозволенности – с другой? Какое светлое будущее можно построить на костях невинных?

Прогрессивная общественность ожидаемо вскинулась, яростно обличая полицию во всех смертных грехах и предлагая лишить «псов царского режима» всяческих человеческих прав. Но после похорон убитых детей эти заявления выглядели настолько людоедскими, что их не разместили даже радикальные газеты. Других мер, кроме злобного шипения, никто не предпринял. По заводам и фабрикам прокатилась волна митингов, забил фонтан резолюций, и на следующий день городовые вышли на работу вместе с пролетарскими патрулями. Полицейскую форму тоже украшали красные банты, что не лезло ни в какие ворота. Развод производил лично генерал Волков, спасённый рабочим патрулём, когда его, 70 летнего старика выволокли из здания губернского жандармского управления и устроили показательный суд линча.

Джордж прочитал донесения, сделал пометки на городской карте, подчеркнул фамилию Сталин, поставив возле неё три жирных вопроса. «Новая фигура на шахматной доске, неизвестная и опасная», – пробормотал он, не спеша оделся и вышел на свежий воздух.

Город притих, прислушиваясь к собственному бурлящему чреву, внешне ничем не выдавая волнение и страх. Революционная ситуация застыла в хрупком и нервном паритете. Полиция, не имея сил и воли для противодействия, не мешала разорять то, что не удалось отстоять в первую ночь, восставшие не лезли туда, где чувствовали непреклонную решимость не подчиняться уличной вольнице. Винные склады пали. Арсенал, Петропавловка, Кресты и Литовский замок, куда были стянута вся городская полиция, отбились. На тротуаре валялись сбитые вывески с надписями «Поставщик двора». Городовой на углу и патруль у костра, сложенного из деревянных двуглавых орлов, украшавших обувной магазин «Г. Вейсъ». Тут же, на Б. Конюшенной нумер 17, афишная тумба с рекламой, будто из другой жизни:

 

«Сплендид‑палас – сегодня артистка Франции Габриэль Робин в драме „Уснула страсть, прошла любовь“. Пассаж – „Ночная бабочка“ – в главной роли знаменитая артистка Италии красавица Лидия Борелли! Небывалая роскошь постановки. Богатые туалеты. Последние моды Парижа. Приглашается публика из восставшего революционного народа».

 

Неторопливо, с достоинством процокала казачья сотня. На втором этаже фешенебельного доходного дома нервно задёрнулась занавеска. В тот же день Татьяна Мельник Боткина, дочь лейб медика, сделала запись в своём дневнике:

 

«…Происходящее было жутким. Солдаты с криками грабили лавки и магазины, начиная всегда там, где были вино и водка. Уже с раннего утра солдаты были совершенно пьяны. Неужели это были те же самые люди, которыми мы восхищались несколько месяцев тому назад? Теперь это была банда воров, оборванных, нахальных зверей. <…>

Внезапно мы увидели казаков из личного эскорта Его Величества. Они проехали мимо, великолепные, как всегда, только на их шапках, на красивой форме и на гривах коней – всюду были красные кокарды и красные банты! Они проезжали мимо, улыбаясь пестрой толпе. Я была возмущена. Они, право же, заслуживали виселицы. Бесконечное доверие и необычайный комфорт, которым они пользовались на Царской службе, – как за один день все это можно было забыть!?»

 

После первой сшибки наступила оперативная пауза. Все ждали встречного хода противной стороны. Никто не хотел рисковать и отдавать инициативу.

Быстрый переход