122, 123 – отстукивали секунды в глубине сознания.
– Я говорил про опергруппу?
– Да, вы сказали, что есть две три минуты до её прибытия.
– Полиция, Анна. Я имел в виду полицию. Надо уходить!
Распутин сообразил, что его голова лежит у женщины на коленях, а она сидит на мостовой, положив на его лоб холодную ладошку с длинными, тонкими пальцами, и дрожит, как осиновый листок.
– Анна, простите, за фамильярность, помогите подняться…
– Не беспокойтесь, Григорий, – глаза женщины смешливо сузились и от них к вискам разлетелись весёлые морщинки, – я обещаю не падать в обморок от возмущения и не кричать «Это нескромно! Мы даже не представлены!» Ваша крайне деятельная забота о моей чести и жизни оправдывает некоторую вынужденную «la vulgarité» в обращении. К тому же, вы ранены, и вам нужна помощь…
Распутин, стараясь как можно легче опираться на заботливо подставленное худенькое плечо, осторожно встал на ноги и сделал пробный шаг. Штормило прилично, но передвигаться он мог. Анна уверенно взяла на себя роль штурмана и тащила его в центр.
– Куда мы идём? – спросил Григорий, с трудом сглотнув вязкую слюну и тщетно подавляя подступающую к горлу тошноту.
– Вам срочно надо к доктору, тут недалеко…
– Отставить, – перебил Распутин женщину, – сейчас меньше всего требуется светить перед кем то следы уличной драки. Я сам – доктор и авторитетно заявляю – угрозы жизни нет, если остановить кровь.
– Тогда ко мне…
Распутин остановился и внимательно посмотрел на Анну.
– Вы собирались возвращаться к себе домой?
Анна недоуменно пожала плечами.
– Да, а что?
Распутин покачал головой.
– Вы ведь предусмотрительный человек. С бОльшей долей вероятности у Вас засада.
Анна прикусила губу.
– Тут ведь нет войны… Швеция – нейтральная страна.
– Мировая война называется так именно потому, что вовлечены в неё все. Нейтралитет – это отсутствие окопов. Всё остальное – в наличии.
– Что же делать?
– Простите за нескромность, но сегодня самый безопасный дом в Стокгольме для вас – мой. Я снял его вчера по случаю у одной милой тётушки, с которой мне довелось путешествовать намедни из Мальмё. Его точно не успели вычислить.
– Моя служба открывается всё новыми гранями, – грустно усмехнулась Анна. – Я признаю вашу правоту. Но Вы должны мне рассказать, что здесь происходит, откуда вы меня знаете и кто вы такой.
Глава 3
Этой же ночью в одном из пригородов Стокгольма
Распутин очнулся, когда окружающая его действительность погрузилась в сон. Арендованный им крошечный деревянный домик на три комнаты, обычно пустующий в холодное время года и наполняющийся жизнью летом, притулился возле елей в пригороде Стокгольма. Тётушка Хельга – соседка по купе, очарованная галантностью попутчика, после добровольной переноски коробок со шляпками с удовольствием согласилась пустить на постой солидного коммерсанта, оплатившего исполинский счёт на два месяца вперед и взявшего на себя обязательство не давать дому промерзать, дабы не погубить внутреннюю отделку и главное сокровище – пианино Schiedmayer.
Звуки, извлекаемые из музыкального инструмента, ненавязчивые и волнующие, донеслись из гостиной и стали причиной пробуждения Григория.
На крошечном столике у изголовья горела полуфунтовая свеча, тени от неё плясали по стенам, словно живые, и причудливо изгибались в такт музыке. Чёрное пятно окна отражало неровный, мерцающий свет, и казалось, что в конце тоннеля мечется, бьётся о стены одинокий светлячок, не находя выхода. |