– Ну вот, – не обращая внимания на реакцию окружающих, Распутин начал аккуратно снимать повязку, – после того, как с помощью трехпроцентного раствора перекиси водорода мы увлажнили бинты, их не придется отрывать от раны, и процесс перевязки превратится в менее болезненный. Хотя щипать определенно будет, но это всяко лучше, чем сдирать марлю вместе с кожей. Правильно я говорю, служивый?

Солдат кивнул, закусив губу. Видимо, щипало прилично. Обе августейшие сестры милосердия с благоговейным ужасом смотрели на вскипевшую белую пену, укрывающую рану.

– Вы наблюдаете химическую реакцию высвобождения активного кислорода при контакте пероксида водорода с поврежденной кожей и слизистыми оболочками, – голосом лектора говорил Распутин, обрабатывая рану. – При этом происходит механическое очищение и инактивация органических веществ – протеинов, крови. Жидкость обеззараживает эпидермис, препятствует появлению гноя, тем самым способствует быстрому заживлению. Обладает также гемостатическим эффектом. Поэтому первая помощь при повреждении кожи – обработка пероксидом водорода.

– Где вы достали это чудодейственное средство, дорогой друг? – проявила любопытство императрица.

– Очистил широко применяемый в отбеливании тканей пероксид и снизил его концентрацию в десять раз, – охотно объяснил Григорий.

– Вы обрабатываете рану средством для обесцвечивания тканей? – ужаснулась Александра Федоровна.

– Взаимопроникновение медицины и химической промышленности, особенно военной, весьма разнообразно, – не отрываясь от перевязки, усмехнулся Распутин. – Мощнейшая взрывчатка – нитроглицерин – помогает при болях в сердце, а из урологического лекарства уротропина изготавливается не менее грозная начинка для мин и снарядов – гексоген. Та а а ак…

Распутин отступил на шаг, полюбовавшись творением рук своих – аккуратной повязкой на бритой голове солдата. Из под белоснежной марли сияли довольные глаза раненого, избавленного от мучительной процедуры.

– Ну, что ж! Будет жить долго и счастливо. Кто у нас следующий?

* * *

За окном начиналась вьюга. Ветер хороводом закручивал снежинки, превращая их в длинный шлейф вечернего платья, уходящего подолом в чёрное небо. Позёмка набирала силу, гарцевала по сугробам всё смелее, переходила в стремительный галоп, хлестала по оконным стеклам плеткой синехвосткой. Из тёмных туч сыпалась ледяная крупа, северный ветер наметал сугробы вокруг Александровского дворца, и без того утопавшего в снегу… В сестринской комнате царскосельского госпиталя сидели два растерянных, озадаченных человека, неподвижно глядя на разбушевавшуюся за окном стихию.

Александра Фёдоровна пыталась побороть страх, внушаемый разительной переменой, случившейся с её Другом. Упование на чудо, склонность к мистике, подпитываемые чувством постоянной тревоги за жизнь наследника, стали в своё время едва ли не главной причиной столь стремительного роста ее доверия к малообразованному мужику из далекой сибирской деревни «Покровская» в Тобольской губернии. Божественная благодать, превратившая грубого, неопрятного сибирского знахаря в образованного медика, владеющего теорией и практикой лечебного дела, ироничного, но не хамоватого, свободно поддерживающего вполне светскую беседу, одновременно радовала и пугала. Императрица пыталась разобраться, какое чувство превалирует.

Распутин же не мог избавиться от несоответствия между тривиальной внешностью усталой, нервной женщины с увядшей кожей и потухшими глазами, и её императорским титулом. Александра Фёдоровна, в девичестве Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен Дармштадтская, не имела особых отличий, долженствующих проявляться в выражении лица, словах, движениях.