– И что иллюзорного вы находите в головах революционеров?

– Иосиф Виссарионович, зачем вам моё мнение? Мне кажется, оно не так важно…

– Не кокетничайте! Вы сами пообещали снабжать меня сведениями и уж если начали – мне решать, какие из них будут иметь значение, а какие нет…

– Как скажете, – Григорий встал с софы, сделал пару шагов к окну, взглянув на темнеющее небо. – За год до провокации в Сараево, в 1913 году, крупнейшие мировые финансисты создали банк банков – Федеральную резервную систему. На переданных вам финансовых документах в списках доноров мелькают фамилии и названия фирм учредителей, а в списках получателей – не менее известные фамилии партийных соратников. Какие услуги оплачиваются столь щедро? Банкиры вкладываются в пролетарскую революцию или во что то другое? Ведь ФРС – это не только кредиты и инвестиции банка. Эта структура позволила согласовать разношёрстные запросы глобальных ростовщиков, консолидировать капитал для финансирования военных закупок и кредитов, сформировать инструмент послевоенного наднационального политического контроля.

– Банк – негодное средство для государственного управления, – недоверчиво покачал головой Сталин.

– Создатель империи Ротшильдов Майер Амшель сказал: «Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно всё равно, кто издает законы».

– Бравада и бахвальство, – поморщился революционер. – Я помню притчу про осла, гружёного золотом, открывающего двери любой крепости, но в ней нет ни слова о возможности отобрать у него сокровища при наличии решимости и правильной организации. Осёл с золотом ничтожен, если его не охраняет армия, сопоставимая по силам с неприятельской.

– Не буду спорить, – согласился Распутин. – Король Филипп Пятый, уничтоживший средневековых ростовщиков тамплиеров, продемонстрировал это наглядно и убедительно. Но и финансисты сделали из той трагедии правильные выводы. Теперь они постоянно работают на опережение. Двадцатый век, едва начавшись, демонстрирует их новые возможности. Ростовщики, перессорив монархии, встроились в военно промышленный комплекс, превратившись в круглосуточный насос по выкачиванию денег из воюющих стран. Но сверхприбыли на военных кредитах складываются не в сундуки швейцарских гномов и не в производственные фонды. Капитализация происходит совершенно новым способом. Транши из имперских бюджетов направляются на создание конфликтов внутри самих империй. Глобалисты активно натравливают друг на друга центральные и провинциальные власти, купцов и банкиров, предпринимателей и рабочих…

– Вы хотите сказать, что без них никаких противоречий между наёмным трудом и капиталом не существует? – прищурившись, спросил Сталин.

– Конечно же существуют! Из классовых, этнических и религиозных противоречий Российской империи можно построить пирамиду Хеопса. Вопрос в том, с какими целями их используют, кто с кем сойдётся в смертельной схватке, и к каким последствиям это противостояние приведет.

Сталин неожиданно для Распутина оказался стоящим вплотную рядом с ним. «Какая, однако, стремительность и бесшумность движений! Вот в ком пропадает диверсант!» – мелькнула шальная мысль в голове. Взгляд упёрся в лицо будущего генсека. Подпольщик смотрел пристально и жёстко, но по новому, с любопытством. Во всяком случае, ни презрения, ни злобы Григорий не заметил.

– Конфликт между трудом и капиталом тоже может быть управляемым извне и преследовать цели, не имеющие ничего общего с построением справедливого общества, – закончил свою мысль Распутин.

– Значит, революционную ситуацию в России кто то может использовать в своих геополитических целях? – спросил Сталин, растягивая слова, и словно обращаясь к самому себе, а не к собеседнику.