Александр Казанцев. Рассказы
Подвиг зрелости
В таинственный мир бескрайних вод, в беспредельный простор разгула
стихий, к землям, овеянным сказками и легендами, к островам,
огражденным оскалом рифов, в мир неведомых сил, подстерегающих тех,
кто появится здесь, упорно стремился дерзкий человек.
В лютый шторм на тридцатый день плавания Христофор Колумб, хмурясь
и прихрамывая, вышел из адмиральской каюты, чтобы подняться на мостик.
Трап проваливался под его ногами. Каравелла взлетала и падала, а ее
движения повторяла в разрывах туч ущербная луна, похожая на прыгающий
в небе смятый мяч. "Санта Мария" кренилась на сорок пять градусов.
Волны прокатывались через тольду, нижний ярус между передней и задней
судовыми надстройками, смывая за борт запасные блоки и канаты. Лишь
прославленная остойчивость судна не давала ему перевернуться.
Колумб, упрямо расставив ноги в ботфортах, словно врос ими в
палубу. Его преданный паж де Сельедо, хрупкий, но ловкий, стоял подле
обожаемого адмирала, готовый выполнить любое его поручение. Неистовый
ветер рвал с его головы нарядную шляпу с перьями, больно стягивал под
подбородком шнурок и свирепо бросал в женственное лицо свинцовые
брызги, слетавшие с пенных гребней.
А до начала шторма все в точности соответствовало дневнику
настоящего плавания Христофора Колумба. Правда, моряки не испытали
священного трепета при виде зеленых морских просторов, покрытых как бы
речной травой с ползающими по стеблям ракообразными (водоросли
саргассы, давшие имя Саргассова моря этой части Атлантики). Но зато
потом жуткое чувство охватило добровольных спутников Колумба.
Отчаянные смельчаки готовы были от безотчетного ужаса броситься за
борт, но тот же парализующий страх сковал их движения. И они стояли с
выпученными, вылезшими из орбит глазами и вздыбленными, словно
наэлектризованными, волосами...
Спас положение паж адмирала. Он сбежал по трапу на нижний ярус,
сумев увлечь за собой и "маэстро" корабля (шкипера), силача-великана
Хуана де ла Коста, и "пилота" (штурмана) темнокожую Паралесо Ниньо,
быструю и гибкую, чье прозвище Крошка так подходило к ней.
Все трое на глазах адмирала и потрясенной команды пустились на
тольде в пляс.
Сто тысяч дьяволов и одна ведьма! Вот это был танец!.. В прежние
времена ему позавидовали бы черные бесовки африканских джунглей,
краснокожие воины у победного костра, исполнительницы танца живота с
тихоокеанских островов и исступленные фанатики шествия шахсей-вахсей,
мусульмане-шииты. Всем им было бы далеко до грузно притопывающего
гиганта и порхающих вокруг него теней, одна из которых казалась
воплощением легкости и изящества, другая - знойного порыва и
движения.
Христофор Колумб и сам примкнул бы к танцующим, если бы не нога,
поврежденная при восхождении в Альпах.
|
