Да махни мне, если куда птица перелетит: тебе с лошади виднее. А где Полкан?
- Да он, никак, стоит.
- Где? где?
- Вон, вон направо-то.
- Да где направо?
- А вот прямо-то изволите видеть желтые тветы, так за тветами-то в кусте белеет. Это, знать, он; ишь как хвост-то уставил!
Не слишком доверяя стойкости Полкана, бегу, задыхаясь, по указанному направлению. Серый дупель, выпорхнув из-под собаки, параболой приподымается на воздух. Он летит так плавно, что не только длинный нос его, но и черные блестящие глаза совершенно видны. Паф! паф! Дупель продолжает параболу, начиная спускаться к земле.
- А правая-то нога повисла, - кричит Алешка. - Ишь как болтается!
Еще дупель, и еще; а вот молодая утка, по неопытности, выплыла на чистое место. Паф! "Apporte {Принеси (фр.)}, Полкан!" И ее давай сюда. Но солнце начинает припекать. Жирный Полкан высунул язык, комары кусаются; скоро девятый час - пора домой. Матушка, верно, ожидает с чаем.
- Вот и жаркое, maman.
- Благодарю, дружок, да поцелуй же свою мамашу. Боже, как ты загорел! Послушайся моего совета: умойся на ночь сывороткой или отваром из петрушки.
- Не надо, maman; пожалуйста, оставьте.
- Ну, так я пришлю тебе самохотовского огуречного молока.
- Не надо ничего.
- Да ты страшен! Я видеть тебя не могу, - говорит матушка, подводя к своим губам мою пылающую голову. - Как ты с таким красным носом поедешь в Мизинцево!
- Очень просто: я ни с красным, ни с белым не поеду.
- А что скажет отец, когда приедет? Он скажет, что с людьми нельзя так жить, что есть на свете небольшой зверок - пристойность, который, за неуважение к себе, больно кусается. Одним словом, и тебе и мне достанется.
- Мамаша, право, мне не зачем туда ехать и гораздо веселей с вами.
- О, ты преизбалованный мальчик!
- Maman! а что я вам говорил?
- Виновата, друг мой, виновата! Я знаю, ты уже не мальчик, но в глазах матери дети - всегда дети.
Результатом всего этого было, что я ездил верхом, стрелял дупелей, а в Мизинцево не поехал.
VI
Еще минул год. Опять весна. Опять чудные майские ночи…
Есть речи, - значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно {9}.
Таковы для меня звуки: "майская ночь". Сколько тысяч раз соловьи, поэты и прозаики воспевали ее! Сколько вариаций на эту вечную тему! Но что значит все это? Майская ночь опьяняет человека, вынуждает его зарыдать на ее благоуханной груди - где же тут описывать? Это последняя ночь над тетрадями. Завтра окончательный экзамен. Какое счастие! Завтра свет растворит передо мной настежь свои двери. Иди, куда хочешь. И вот на другой день последний экзамен кончен. Я видел, как профессор приставил против моей фамилии полный балл. Кончено! Университет для меня более не существует… Но где же радость, о которой я мечтал годы? Ее нет! На душе нисколько не радостно, даже глубоко грустно…
Долго стоял я на площадке университетской лестницы. Черная вывеска Материи, под сенью которой съедено мною, между лекциями, столько котлет и корнишонов, теперь бессмысленно пучила на меня свои золотые буквы. Зачем я туда пойду? Но идти куда-нибудь надо. Зайду к портному, спрошу, готово ли штатское платье. Завтра прощусь с знакомыми да и марш в деревню. А там мое назначение авось найдет меня. На следующий день приезжаю к Васильевой. Значительно покрасневший нос Натальи Николаевны пил запоем одеколон. Наговорив мне кучу любезностей и пожелав всевозможного счастья, княгиня сказала, между прочим:
- Недели две назад управляющий донес мне, что у Шмаковых родилась дочь. |