— Вы испытатель номер четырнадцать? — спросил он у Альбера Пинселе.

— Я видел этот номер на двери моей комнаты.

— Отныне это ваш номер. Садитесь. Посмотрим, что в вашем досье. Двадцать пять лет. Пороки: нет…

Альбер Пинселе решил, что здесь уместно скромно опустить глаза.

— Характер: обычный. Реакция «Z»: обычная. Умственные способности: обычные. Великолепно! Великолепно! Вы именно тот человек, который мне нужен.

— Я польщен, — пробормотал Альбер Пинселе.

— Я вам сегодня сделаю инъекцию несгибаемой воли с чуточкой тщеславия и капелькой мистицизма. Это очень интересная, очень тонкая смесь, которую я составил впервые по заказу одного политического деятеля. После инъекции вы будете отдыхать десять дней. После этого мы на вас испробуем состав для мечтателя. Затем…

— Итак, мой характер будет меняться каждые десять дней?

— Почти.

— Но это ужасно!

— Не надо так думать. Все ваши коллеги скажут вам, что эти трансформации происходят совершенно безболезненно.

— И так в течение двух лет?

— Даже дольше, если вы захотите. А вы захотите непременно. Подумайте, что по желанию меняя свой темперамент, вы увеличиваете свою жизненную способность, вы проживаете тридцать-тридцать пять жизней за год, в то время как другие проживают лишь одну, да и та!.. В конце концов, вы собирались покончить с собой, не так ли? А кончают с собой потому, что не могут больше выносить свое состояние, то есть самого себя.

— Да, это так.

— А я вам как раз и предлагаю не быть больше самим собой! Вы должны быть удовлетворены.

Альберу Пинселе было не по себе. «А если я сойду с ума? — думал он. — А если опыт не удастся и я умру?..» Ведь теперь ему не хотелось больше умирать. Но профессор встал и раздвинул дверцу в перегородке.

Альбер Пинселе последовал за ним в белоснежное, как молочная лавка, помещение. Пахло лекарствами и жженой резиной. На стенах были полки с бутылочками с разноцветной жидкостью. На мраморном столике в центре комнаты стояла целая армия реторт, пробирок, перегонных кубов и змеевиков. Во всей этой научной посуде играли блики света, падавшего из окна. В стеклянном шаре кипела какая-то зеленоватая жидкость с сиреневыми переливами. За ней через защитные очки следил Фостен Вантр.

— Все готово? — спросил профессор Отто Дюпон.

Откуда-то из угла появился помощник, такой же белый, как и стена, держа в изъеденных химикатами пальцах крохотную пробирку, заткнутую ватой. Профессор Отто Дюпон проверил содержимое пробирки на прозрачность и щелкнул языком:

— Думаю, что нужно бы немного разбавить. Ну да там видно будет. Матрикул четырнадцать, опустите брюки, друг мой. Повернитесь ко мне спиной. Расслабьтесь.

Альбер Пинселе, повернувшись носом к стене, подставил свой голый зад для непонятной хирургической операции. Пот ручьями катился по его лицу. В нескольких метрах от него звенели странные инструменты: вот бросили иглу в железную коробку, тихий хлопок открываемой пробки, всхлипнул кран. Затем шаги, все ближе и ближе. Горячее дыхание ему в затылок. Запах юфти. Прикосновение мягкой мокрой ватки к ягодицам. Он зажмурил глаза. Сжал челюсти, ожидая нестерпимой боли. От слабого укола в ягодицу он подскочил. И ждал, что будет дальше.

— Все! — объявил профессор Отто Дюпон. — Вы свободны.

— Но…

— А вы думали, что я вас насажу на кол? Через десять-пятнадцать минут вы ощутите действие укола.