Ей всегда было страшно в Святилище.

Она всегда боялась Отца.

Он убрал руки от ушей и стянул одеяло с головы.

— Кэл.

Казалось, что в шёпоте, его манившем, не было зла. Это было больше похоже на просьбу, мольбу о помощи. Осторожно, стараясь не шуметь, он выскользнул из кровати. Миновав комнату матери, он потихоньку пошёл по коридору, чтобы через заднюю спальню попасть в Святилище.

Во тьме комнаты он огляделся. Лишь одна свеча ещё мерцала, другие, похоже, практически догорели. Тем не менее, у подножия креста он различил и то, что оловянные чаши были снова заполнены, и убитого Матерью мужчину, который теперь стал грудой черневших неузнаваемых останков.

— Кэл, — прошептала Крисси.

Он посмотрел наверх.

— Убей её, — сказала она. — Убей эту суку.

На следующий день, как ни в чем не бывало, он пошёл в школу, только и на чтении и на правописании у него всё влетало в одно ухо, и вылетало через другое. Не мог он сосредоточиться и на истории с математикой. Его мысли занимала мать. Одна часть его знала, что он должен рассказать кому-нибудь что случилось, другая — не хотела этого. Кроме того, кому он мог бы об этом рассказать? Мисс Прайс ему крайне не нравилась, и он бы не чувствовал себя комфортно, заговорив с ней о произошедшем. Ещё более неловко он бы себя чувствовал, разговаривая с директором, которого видел всего несколько раз, вышагивающего поперёк игровой площадки по направлению к канцелярии. Ясно, что нужно идти в полицию. Им бы, действительно, нужно об этом знать. Но тогда они заберут мать, заберут Отца и Крисси, и он останется совсем один.

К тому же он боялся того, что может сделать Отец. Отцовский гнев был силён, на его стороне была мощь Господа. Что мог сделать полицейский против силы Бога?

Во время ланча Кэл остался один на игровой площадке. Ему то хотелось рассказать кому-нибудь про мать, то нет.

Что выбрать, он пока не решил.

Со школы домой он не спешил, пользуясь временем все обдумать. Мать, скорее всего, молилась в Святилище. Так было в прошлый раз, когда к ней приходил Гнев, и Отцу пришлось за это заплатить. Сейчас ему не хотелось к ней. Он не был пока уверен в том, чего на самом деле хочет. Мышцы его были скованы, болела голова, и он чувствовал себя в ловушке.

Он шагал по улице к дому и вдруг остановился в изумлении. Мать была не в Святилище. Вместо этого она стояла перед газоном со шлангом в руке, и поливала зелёную траву и клумбы с цветами, росшими под окном кухни. На улице шумели дети, игравшие после школы у себя во дворах и гонявшие туда-сюда по тротуарам на двух- и трёхколёсных велосипедах. Выше по улице мистер Джонсон подстригал газон, бензиновая газонокосилка мерно жужжала. Доносившийся из-под неё звук накладывался на хаотичный шум, который издавали дети.

Кэл медленно двинулся вперёд, наблюдая за матерью. Она бросила взгляд поверх его головы и улыбнулась, затем на её лице произошла перемена. Глаза расширились, как от страха, а углы рта сжались в прямую линию. Всё её тело напряглось, а поза сделалась неестественной, как у робота.

— Гнев, — догадался он в панике.

Затем она бросила шланг и побежала по тротуару. Он кинулся за ней, но та уже разговаривала с каким-то незнакомым мальчиком с другой улицы. Мальчик кивнул, потом прислонил к стенке велосипед, и они отправились обратно, вверх по тротуару. Кэл, споткнувшись, в растерянности встал перед ними.

Мать прошла мимо, бросив на него непонятный взгляд, в котором одновременно читались и терзавшая её мука, и злорадство.

— Мама, — крикнул он, побежав следом за ней.

Она обернулась, улыбаясь, и с силой ударила его по лицу.

Когда он упал на землю, то увидел, что мать заводит ребёнка в гараж.

Он вскочил на ноги, и подбежал к небольшой двери гаража.