— Разница в положении огромная. Директор обыкновенно обои клеит, это много легче. А маляр потолок белит, — голову задирать приходится, белила на лоб капают… Потеешь больше. Вот мы и чередуемся.

Супруги опустили глаза. Оба густо побагровели, хотя на веранде совсем не было жарко.

Пронин поднял с пола котенка, посадил его к себе на плечо и встал.

— Что же вы… и на чай получаете? — складывая салфетку и глядя в сторону, ядовито процедила дама.

— Зачем же? Дело не такое… Сами консьержкам даем, когда работу через них получаем. Вот когда я… гарсоном служил, тогда и сам получал. А что? — спросил он в упор. — Почему это вас интересует?

Она промолчала. Но совершенно было ясно, что уж за Пронина, за выходящее из «их круга» знакомство с ним, супруг полную порцию в номере получит…

Но Пронина уютное семейство больше не занимало. Было и нет. Стоит ли из всякой пролетной моли печенку себе расстраивать.

— Рыбу пойдем ловить? — спросил он гарсона, возившегося в углу с посудой.

— О, сударь, конечно! — весело ответил гарсон. — Вот только стаканы вытру…

И с осторожной лукавостью показал глазами на напыжившихся супругов, с грохотом отодвигающих стулья. Русского разговора за обедом Жозеф, конечно, не понял — но зато в интонациях разбирался отлично…

В это время дверь с лестницы на веранду хлопнула, и в столовую влетела запропастившаяся куда-то во время завтрака дочка Сахновских.

— Половина второго, мамочка! Я свою порцию в углу отстояла… Теперь до самого вечера шалить не буду.

— Молчать! — цыкнула на нее, словно прорвав предохранительный клапан, дама. — На кого ты похожа?! Посмотри на себя в зеркало! Судомойка ты, что ли, или моя дочь?

— Да я, мамочка…

— Сейчас же ступай к себе. Полчаса отдохнешь и опять на час в угол.

— Но, мамочка! Дядя Пронин обещал меня с собой на рыбную ловлю взять… Ну, я после постою…

— Сту-пай на-верх!

Голос главнокомандующего звучал так грозно, что девочку словно пылесосом выдуло.

Пронин поморщился. Ведь вот ей, мышонку бедному, два раза из-за него влетело. Что поделаешь…

Супруги выкатились. Он подошел к стеклу: вдали под метелками камыша проплывала парусная шхуна — ленивый летучий голландец… Мимоза в воздухе чертила нежный узор, качалась, уводила глаза Бог весть куда. А над головой гудел потолок, перекатывалось кресло: должно быть, двухспальные дураки цапаются… Новоградоволынский аккомпанемент.

— Что же, Жозеф, скоро?

— Сейчас, сударь. А как вы полагаете, — он поднял глаза кверху, — карету скорой помощи вызывать не придется?

<1931>

СТРАШНЫЙ СОН

Господин Бубнов, один из кротких и симпатичных устроителей «Парижского бала прессы» 13-го января, вернулся на рассвете домой с первым метро. Воротник у него размяк, усы, щеки и уши обвисли, но зато душа расцвела, как подсолнечник. Слава Богу, все было кончено: желтая больная лихорадка прошла и опять можно было дышать, завтракать и браниться с домашними в нормальном темпе.

Не раздеваясь, если не считать сброшенного на пол левого башмака, — бросился он на кровать, прикрыл голову «Последними новостями» и блаженно закрыл глаза.

И вдруг… те-ле-фон! С отвращением высунул он нос наружу и схватил лежавшую на ночном столике трубку.

— Алло? В чем дело? Меня нет дома…

— Иван Кузьмич? Здравствуйте, здравствуйте! Сколько для бала чайной колбасы надо?

— Для какого, к черту, бала?

— Для бала прессы… Странный вопрос!

— Что?! Да ведь я только что с бала прессы вернулся.