— О чем же вы раньше думали, на вокзале?

— Забыл.

— Эх вы! Впрочем, вероятно, скоро будет буфетная станция… Посмотрите путеводитель.

— Да у меня его нет…

— У меня есть. Берите.

Я взял в руки путеводитель и повертел его в руках.

— Ого, какой толстый… Воображаю, сколько тут буфетных станций!

Развернул, стал перелистывать, вздохнул.

— В три часа утра будет станция. Не дождаться…

— Какая станция?

— Териоки…

— Что-о? Вы какую дорогу смотрите?

— Вот… желтые такие листочки…

— Ах ты господи! Вам няньку нужно… В путеводителе не можете разобраться!

— Хотел бы я видеть человека, который в нем разбирается! — недоверчиво сказал я.

— Подумаешь, трудность. Дайте-ка мне… Вот! Через сорок минут вы можете закусить… Поезд стоит восемь минут.

— Не успею… Я всегда запутываюсь в этих минутах.

— Ну, ладно… Выйдем вместе.

Я подпер рукой подбородок и принял сиротливую позу. Елена Николаевна участливо взглянула на меня.

— Как же вы вообще живете, большое дитя, если ничего не понимаете, всюду опаздываете и теряетесь в самых пустых случаях?

— Да и плохо живу, — прошептал я со скрытым страданием в голосе. — Папа у меня умер, мама далеко… А тут всюду какие-то номера, звонки, все кричат, бегут… Хорошо, что я с вами поехал…

— Ну, ничего, — успокоительно сказала она. — Ничего, мой большой ребеночек. Как-нибудь доедем. Вы где предпочитаете спать: на верхней койке или на нижней? Надеюсь, уступите мне нижнюю?

— Уступлю, конечно. Только я уж извиняюсь, что ночью разбужу вас…

— Чем?

— Упаду. Я ночью всегда ворочаюсь с боку на бок и, разметавшись, обязательно падаю.

— Гм… Ну, ладно… Спите внизу. Как-нибудь устроимся… Ах вы, беспомощное существо!

Она шутливо погладила меня по голове, и в голосе ее прозвучала материнская нежность и снисходительность к слабому.

IV

Никогда мне не приходилось путешествовать с таким комфортом и спокойствием, как в этот раз.

Я чувствовал себя маленьким любимым ребенком, о котором всегда позаботятся, которого не дадут в обиду, накормят, убаюкают и приласкают. Мой большой рост, густой голос и широкие плечи не служили препятствием этому.

Моя спутница укладывала меня спать, поправляла сползавший плед, гасила свет, когда я засыпал, и будила утром, когда была остановка на большой станции, чтобы я мог напиться кофе, который она разыскивала с помощью проводника вагона.

Ее тешило, когда я, просыпаясь, тер кулаками глаза, потягивался, как ребенок, и щурился от сильного света.

— А-а, — покровительственно говорила она. — Бэбэ проснулось? А для бэбэ уже готов кофе.

Я был рад, что разбудил в ней материнские инстинкты. Мой чемодан потихоньку приютился около ее вещей, и его всегда на пересадках переносили вместе с картонками и саквояжами, а я шел сзади и насвистывал, поглядывая по сторонам.

Озабоченная Елена Николаевна шагала впереди, изредка оглядывалась и с беспокойством говорила:

— Вы тут? Смотрите не потеряйтесь. Я пойду купить вам апельсинов, а вы постойте тут и никуда не отходите, как вчера, когда я чуть не опоздала из-за вас на поезд.

— Куда я там отойду, — капризно возражал я.

— Знаю, знаю. За вами, как за малюткой нужно.

В Одессе она сама отыскала гостиницу, заказала для меня ванну и составила меню превкусного ужина.