— ДиГранди и Зигель, — командовал лейтенант, — Риццо и Бакстер… — Он поднял взгляд и увидел Ливайна. — Ливайн, поедешь с Пикником. — Он небрежно свернул карту и положил ее в задний карман, — Все ясно? — Все кивнули, — Ладно, готовность к часу. Вывести машины из гаража и вперед. Я жду вас у Лейк-Чарльз.

Лейтенант надел фуражку и вышел, хлопнув дверью.

— Время пить колу, — сказал Риццо. — У кого есть курево?

Ливайн уселся на стол и спросил:

— Что стряслось?

— О Господи, — сказал Бакстер, светловолосый деревенский паренек из Пенсильвании. — Добро пожаловать в нашу компанию, Ливайн. Да все из-за этих чертовых каджунов. Понаставили кругом табличек. «Выгул собак и солдат запрещен» и прочих в том же духе. А чуть возникнет какая заварушка, кого они слезно молят о помощи?

— Сто тридцать первый батальон связи, — сказал Риццо, — кого же еще?

— А куда это мы едем в час? — поинтересовался Ливайн.

Пикник поднялся с места и направился к автомату с колой.

— Куда-то к Лейк-Чарльз, — ответил он. — Там был шторм или что-то в этом роде. Линии связи оборваны. — Он сунул пятак в автомат, но, как обычно, ничего не произошло. — Рота Браво спешит на помощь. Давай, детка, — вкрадчиво-ласковым голосом сказал он автомату и злобно пнул его ногой. Безрезультатно.

— Смотри не опрокинь, — сказал Бакстер.

Пикник стукнул автомат кулаком в строго определенные места. Что-то щелкнуло, и из краников полились две струйки — одна газировки, другая сиропа. Прежде чем они иссякли, изнутри, перевернувшись, выскочил пустой стаканчик, и сироп облил его снаружи.

— Хитрый дьявол, — сказал Пикник.

— Шизанутый, — сказал Риццо. — Одурел от жары.

Так они говорили еще какое-то время, рассуждая о том о сем, проклиная каджунов и армию, попивая кока-колу и куря сигареты. Наконец Ливайн встал и, засунув руки в карманы, чтобы эффектнее выпятить живот, сказал:

— Ну, я, пожалуй, пойду собираться.

— Погоди, — сказал Пикник, — я с тобой.

Они вышли наружу. Пройдя по гравиевой дорожке, ступили на песчаную площадку и побрели к казарме, обливаясь потом в неподвижном воздухе под лучами палящего желтого солнца.

— Ни минуты покоя, Бенни, — пожаловался Ливайн.

— Господи Иисусе, — сказал Пикник.

Они вошли в казарму, волоча ноги, как каторжане, и когда Капуччи спросил, что случилось, ему в ответ взметнулись два оттопыренных средних пальца — синхронно и слаженно, словно ножки танцовщиц в варьете.

Ливайн достал свой вещмешок и побросал туда рабочую форму, белье и носки. Потом засунул бритвенный прибор и, словно о чем-то вспомнив, заткнул сбоку старую бейсбольную кепку синего цвета. Некоторое время он стоял над мешком, морща лоб. Затем сказал:

— Эй, Пикник.

— Чего? — отозвался Пикник с другого конца казармы.

— Я не могу ехать. У меня увольнение с шестнадцати тридцати.

— Тогда зачем ты собираешь вещи? — спросил Пикник.

— Думаю пойти поговорить с Пирсом.

— Он, наверное, обедает.

— Нам все равно надо пожрать.