Посмотри мне в глаза.
Шерсть на загривке опала. Глаза стали вопросительными. Кончик хвоста застыл.
Мартин Уэндл сказал:
– Я долго тебя искал, Дьявол. Это долгий, трудный и одинокий путь – дорога к лучшему миру. Homo sapiens нуждался в помощи собаки, чтобы дойти туда, куда он дошел. Для Homo superior путь будет легче, если бок о бок с ним пойдет Canis superior . Пойдешь со мною рядом, Дьявол.
«Да, хозяин. Мы пойдем вперед вместе».
Когда они были у дверей. Дьявол обернулся и посмотрел через могучее плечо на профессора.
«Не беспокойся, – сказал Мартин Уэндл телепатически. – К утру ни он, ни его слуга о нас не будут помнить».
Дьявол с удовлетворением глубоко вздохнул и потрусил вслед. Его хвост вилял: вправо‑влево, вправо‑влево…
Проценты с капитала
Незнакомец сказал на скверном итальянском:
– Я бы хотел видеть сьора Марино Гольдини – по делу.
Привратник глядел на него с сомнением. Сквозь дверное окошечко он окинул взглядом одежду пришельца.
– По делу, сьор? – он колебался. – Возможно, сьор, вы изложите мне суть вашего дела, чтобы я мог доложить Вико Летта, секретарю эччеленца…
Он вопросительно глядел на незнакомца.
Тот немного поразмыслил.
– Это, – ответил он, – имеет отношение к золоту.
Он извлек руку из кармана и открыл ладонь, на которой лежало с полдюжины желтых монет.
– Один момент, люстриссимо, – быстро проговорил слуга. – Прошу извинить меня. Ваш костюм, люс‑триссимо…
Он не окончил фразу и исчез.
Через несколько мгновений он появился снова и широко распахнул дверь.
– Добро пожаловать, люстриссимо, эччеленца ждет вас.
Он провел незнакомца через сводчатый зал во внутренний двор. Они миновали фонтан и направились к тяжелой внешней лестнице, поддерживаемой готическими арками и огражденной резным парапетом, поднялись наверх, свернули к темному дверному проему и вошли в слабо освещенный коридор. Слуга остановился и осторожно постучал в толстую деревянную дверь. Изнутри послышался голос, слуга открыл дверь и придержал ее, пропуская визитера. Потом, закрыв за собою дверь, удалился.
За грубо отесанным дубовым столом сидели двое. Старший был коренаст и крепок, с лицом холодным и непроницаемым, второй, наоборот, был худ, высок и держался непринужденно. Он учтиво поклонился, сделал жест рукой и сказал:
– Эччеленца сьор Марино Гольдини.
Пришелец в ответ неуклюже поклонился и в явном замешательстве пробормотал:
– Меня зовут… мистер Смит.
После короткой паузы заговорил Гольдини:
– А это мой секретарь Вико Летта. Слуга сказал нам, что речь идет о золоте и о каком‑то деле, сьор.
Странник извлек из кармана десяток монет и положил их на стол. Вико Летта взял одну и с интересом осмотрел.
– Мне не знакома эта чеканка, – сказал он.
Лицо Гольдини искривило некое подобие усмешки.
– Я поражен этим, мой добрый Вико.
Он повернулся к гостю.
– И каковы будут ваши пожелания относительно этих монет, сьор Мистер Смит? Я, признаться, в замешательстве.
– Я хочу, – сказал мистер Смит, – чтобы вы поместили эту сумму в своем банке.
Вико Летта лениво взвесил монетки, пользуясь при этом самыми маленькими гирьками. На какое‑то мгновение он поднял глаза к небу, подсчитывая полученный результат.
– Все десять стоят примерно сорок девять цеххини, эччеленца, – пробормотал он.
Марино Гольдини сказал нетерпеливо:
– Сьор, вряд ли стоит такому заведению, как мое, беспокоиться из‑за такой суммы. |