Я увидел кое-что новенькое. Названия станций до Битрольфингена, которых было немало, я мог теперь перечислить по памяти. Станции по большей части тоже из гофрированного железа, но три из них все же каменные, и в том числе Верисбюэль, о котором речь впереди. Постепенно вагон заполнялся, но ко мне так никто и не подсел, я был чужой здесь и ехал все дальше и дальше, разглядывая долины, леса и селения. При каждой станции была харчевня, и на каждой из них висела одна и та же вывеска: «Пристанционный трактир». На каждой станции стоял на перроне смотритель в фуражке с красным козырьком, а за маленьким пыльным окошком его крошечного служебного помещения в один квадратный метр виднелся телеграфный аппарат: с медным колесом и бесконечно длинной узкой бумажной лентой поверху.
Я многое увидел за эту поездку, но не все могу здесь описать. Кое-что я уже позабыл, а кое-что еще не отстоялось и со временем покроется пылью и уйдет в небытие — но одно я не забыл и никогда не забуду. Это станция в Верисбюэле.
Она уже потому бросалась в глаза, что была построена из камня, и у нее был не только первый и единственный этаж, как у всех станций, а еще и верхний с четырьмя окнами. Внизу находился смотритель, за его стеклянной дверью таинственно поблескивало маленькое медное колесо, рядом с дверью висел почтовый ящик, а под ним на полу сидел маленький мальчик с белым шпицем. Все это я охватил мельком, бросив беглый взгляд. Я поднял глаза и взглянул наверх, где сияли четыре окна. Огромной радостью было смотреть на них — на каждом подоконнике стояло по шесть зеленых горшков, а из них свисало множество гвоздик всех цветов, но больше белые и красные. Даже казалось, что через пыльный, пропитанный тяжелыми запахами пристанционный воздух доносится их запах.
Это было самое очаровательное, что я увидел за всю поездку. Некоторые станции давили на меня и вызывали оцепенение, чудовищно похожее на оставленную в Хаванге скуку, и я с тоской думал о двадцати трех поездках, которые еще только предстояло мне отработать согласно купленному сезонному билету. При виде солидной станции и украшенных гвоздиками окон в моей душе опять возликовала радость и проснулась жажда жизни, я был полон радужных мечтаний и чувствовал, что не все в жизни потеряно.
И так как радость редко приходит одна, то после чуда с гвоздиками очам моим предстало еще одно волшебство, правда, прошло немало времени, прежде чем я его открыл. К счастью, на этой примечательной станции мы стояли больше четверти часа, и после того как мой взор вдоволь насладился прелестными цветочками, мне явилось нечто еще более прекрасное. Дело в том, что в третьем окне стояла в темной комнате, наполовину скрытая горшками с цветами, таинственная прекрасная девушка с черными волосами и белыми щечками, она внимательно и с любопытством смотрела вниз на нас. Прелестное дитя, подумал я, стоит там и смотрит вниз, возможно, на каждый поезд, и скучает и ищет новое лицо и короткий проблеск внешнего мира, чтобы потом думать об этом целый длинный тихий день, получив заряд чувств. Она нравилась мне, и я жалел ее, хотя ничего о ней не знал, и мне доставляло удовольствие видеть, как она выглядывает, прячась за своим висячим садом.
Тем временем ее взгляд упал на меня, и я тут же скромно отвел глаза, и лишь через некоторое время отважился снова взглянуть в ее сторону: она все еще стояла на том же месте и смотрела на меня, именно на меня, и я не сумел ничего сделать, а потому несколько секунд просто смотрел в ее темные глаза. Она стояла не двигаясь, и выдержала мой взгляд, ни разу не моргнув, так что я смутился и первым посмотрел вбок. Тут поезд тронулся и поспешил набрать скорость, так что я тихонько сидел на своем месте и думал сплошь о приятных вещах. И день, и поездка, и сезонный билет снова радовали меня. Я попытался вспомнить, какие у нее волосы — черные или она шатенка, и что она сейчас может делать, гадал я, видимо, поливает цветы, а потом поставит букетик этих цветов на свой столик, где лежат швейные принадлежности и другие ее какие-то вещи: книга и несколько фотографий, коробочка из слоновой кости с иголками, и стоит мраморный мопсик или львенок. |