|
– Как только я обнаружил пропажу, мистер Холмс, – а это произошло сегодня в семь часов утра, – я. немедленно известил премьер-министра, и он предложил, чтобы мы оба пришли к вам, – сказал он. – Вы известили полицию? – Нет, сэр! – сказал премьер-министр со свойственными ему быстротой и решительностью. – Не известили и никогда не стали бы извещать. Известить полицию – значит предать дело гласности. А этого-то мы прежде всего и хотим избежать. – Но почему же, сэр? – Документ, о котором идет речь, настолько важен, что оглашение его может легко привести, и, пожалуй, в настоящий момент непременно приведет, к международному конфликту. Могу без преувеличения сказать, что вопросы мира и войны зависят от этого документа. Если розыски его не могут проходить в совершенной тайне, лучше совсем отказаться от них, так как этот документ похитили именно для того, чтобы предать его широкой огласке. – Понимаю. А теперь, мистер Трелони Хоуп, я буду вам весьма признателен, если вы расскажете мне подробно, при каких обстоятельствах исчез этот документ. – Я вам изложу все в нескольких словах, мистер Холмс... Этот документ – письмо от одного иностранного монарха – был получен шесть дней назад. Письмо имеет такое большое значение, что я не решался оставлять его в сейфе министерства и каждый вечер уносил с собой домой, на Уайтхолл-террас, где хранил его в спальне, в закрытой на ключ шкатулке для официальных бумаг. Оно находилось там и вчера вечером, я уверен в этом. Когда я одевался к обеду, я еще раз открыл шкатулку и убедился, что документ на месте. А сегодня утром письмо исчезло. Шкатулка стояла около зеркала на моем туалетном столе всю ночь. Сплю я чутко, моя жена тоже. Мы оба готовы поклясться, что никто ночью не входил в комнату. – В котором часу вы обедали? – В половине восьмого. – Когда вы легли спать? – Моя жена была в театре. Я ждал ее. Мы ушли в спальню около половины двенадцатого. – Значит, в течение четырех часов шкатулка никем не охранялась? – В спальню входить не позволено никому, кроме горничной – по утрам и моего камердинера или камеристки моей жены – в течение остальной части дня. Но эти двое – верные слуги и давно живут у нас в доме. Кроме того, ни один из них не мог знать, что в шкатулке хранится нечто более ценное, чем простые служебные бумаги. – Кто знал о существовании этого письма? – В моем доме – никто. – Но ваша жена, конечно, знала? – Нет, сэр. Я ничего не говорил моей жене до сегодняшнего утра, пока не обнаружил пропажу письма. Премьер одобрительно кивнул головой. – Я всегда знал, как велико ваше чувство долга, сэр, – сказал он. – Не сомневаюсь, что в столь важном и секретном деле оно оказалось бы сильнее даже самых тесных семейных уз. |
