Когда кончилась порка, Серах встал, коснулся ладонью зада, поднёс ладонь к лицу и сказал:
— Вон как…
— Иди, иди, — сердито посоветовал полицейский, осматривая мундир и брюки. Серах взял штаны в руки и пошёл прочь голоногим.
— Барон Таубе, — позвал губернатор. Исправник поспешно бросился к нему, и всё начальство исчезло во дворе Грачёвых.
— Молоко пить пошли, — соображал Плотников. — А может, чаёк.
Авдотья, повернув в его сторону опухшее, заплаканное лицо, гневно сказала:
— Поди, поклонись в ножки им.
Без начальства полицейские стали сечь торопливее, да и всё вообще пошло быстрее, но как будто обидней, никто уже не командовал, не угрожал, обнаружилась какая-то скука. Со дворов появлялись солдаты, которые искали названных в списке Василия Плотникова, Христину и какого-то Ивана Новикова. Митрий Плотников с радостью объявил:
— А такого у нас нет и даже вовсе не было никогда. Был Носков Ванька, так его ещё в августе свезли в сумасшедший дом.
Становой пристав равнодушно сказал:
— Смотрите, за укрывательство преступников отвечать придётся.
Все устали: солдаты — стоять в строю, миряне — на коленях, некоторые уже сидели, а высеченные лежали на земле. Ераков, несмотря на свой возраст, честно стоял, как приказано, на коленках и ворчал:
— Это разве наука? Подпаску Коське двадцать пять розог дали, а ему вдвое надобно. Не-ет, бывало драли на долгую память. Да не розгой, а палочками, палочками.
С поля наплывал холодноватый ветерок, разнося в воздухе листья, вздымая с земли пыль, фыркали лошади губернатора, где-то ударили собаку, она взвизгнула, завыла.
На огородах каркали вороны, кричали галки, в окнах изб появились рожицы детей. Курчавый парень вырвался из рук урядника и побежал вдоль улицы. Конный полицейский, охранявший коляску губернатора, ловко поставил пред парнем свою лошадь, парень ткнулся в бок её, отскочил, упал, его схватили и, ударив по шее, повели, он упирался ногами в землю, гнал пред собой пыль и кричал:
— Мне — в солдаты идти… Некрут я…
— Дурак! Солдат тоже порке подлежит, — презрительно сказал Ераков, а Лобов, лёжа на боку сзади него, спросил:
— А ты, старый чёрт, не помогал Красовскому список составлять?
— Кабы помогал, я бы тебе сотню назначил, — ответил старик. Лобов легонько похлопал его по спине, говоря:
— Это ты считай за мной…
Сзади Лобова всхлипывали, жалуясь:
— Как же я теперь? Подруги смеяться будут — вышла за поротого.
— Эка беда! Посмеются да и перестанут.
— Стыдно мне будет.
— Подумаешь, какой стыд.
А солидный мужской голос добавил:
— Не по роже били, а по заднице.
— Да и рожа — не дороже, — добавил женский голос.
В воротах двора Грачёвых встал, протирая очки, офицер и что-то сказал подручному своему, тот отдал честь и длинно крикнул:
— Смир-рно-о!
На улицу вышло начальство, губернатор посмотрел на свои сапоги, пошаркал ногой о землю и заговорил громко, неспокойно:
— Встать, негодяи! Идиоты… Ну, что, получили горячих? Так-то вас и надо. Мало ещё. Вас надо каждый месяц драть.
Он помолчал, пошептался с исправником и продолжал:
— Предупреждаю: виновные в избиении урядника Кашина при исполнении им служебных обязанностей, в избиении… этого… торговца…
— Белкина, — подсказал исправник.
— Вот — Белкина! И в поджоге сена помещика Красовского будут преданы суду. |