И среди всего оружия в том замке не было ничего губительнее для врагов Каморака, чем Арлеонова арфа. Ибо человеку, пешим идущему на вражеское укрепление, музыкой кажется лязг и грохот какой-нибудь страшной военной машины, которую запускают позади его братья по оружию, — и вот уже летят со свистом над его головой огромные камни и падают в стане врагов; и в пылу сражения, чей исход еще не предрешен, ласкают слух воина резкие команды его короля, и радостно ему вдруг услышать издали крики товарищей, приветствующих перелом в ходе битвы. А в звуках той арфы воины Каморака слышали все это и многое другое, ибо она не только воодушевляла их в бою — не раз бывало, что Арлеон-Арфист, ударив рукою по громкозвучным струнам, выкрикивал вдруг в экстазе некое прорицание, сеявшее смуту среди неприятельских полчищ. Более того, и война неизменно объявлялась лишь после того, как Каморак с воинами долго слушали Арфиста и, опьяненные музыкой, отвергали мирную жизнь. Однажды Арлеон ради одной только рифмы начал войну с Эстабонном; и свергнут был порочный король, а воины Каморака снова завоевали почет и славу; истинно, неисповедимы пути добра.
Выше щитов и арф виднелись живописные портреты героев славных старинных преданий. Но мелкими казались все легендарные победы, ибо намного превосходили их подвиги Каморака и его воинов; и даже добыча, полученная в семидесяти выигранных Камораком битвах и выставленная напоказ в зале, казалась его воинам ничтожной по сравнению с тем, что грезилось им в их юных мечтах и что они твердо вознамерились стяжать.
Выше картин сгущалась тьма, потому что спустился вечер, а свечей, качавшихся под крышей на тонких цепях, еще не зажгли; казалось, будто в здание встроили кусок ночи, как, бывает, встраивают в стену часть природной скалы. И сидели там все воины Арна, а народ Веальда дивовался на них; не было среди витязей ни единого старше тридцати лет, и все они были искусны в ратном деле. А во главе воинства сидел Каморак, в полном блеске своей молодости.
На борьбу с Временем нам положен срок в семь десятков лет или около того, но в первых трех схватках противник сей еще хил и слаб.
А на том пиру был один предсказатель, провидевший ход Судеб, сидел он не на почетном месте, а среди простого люда Веальда, ибо Каморак с дружиной не боялся Рока. И когда мясо было съедено и обглоданные кости сдвинуты в кучи, встал со своего места король; окруженный рыцарями, опьяненный вином и блеском своей молодости, обратился он к предсказателю:
— Вещай!
Огладив седую бороду, поднялся тогда предсказатель и осторожно молвил:
— На путях Судьбы есть события, сокрытые даже от глаз прорицателя, зато видны ему другие, которых остальным людям лучше бы и не видеть; мне известно много такого, что даже не хочется предсказывать, а есть и такое, чего мне нельзя открыть под страхом вечной кары. Но одно я знаю наверное и выскажу прямо: никогда вам не бывать в Каркассоне.
Тут же поднялся гул голосов, толкующих о Каркассоне, — одни слыхали о нем то ли в сказаниях, то ли в балладе, другие о нем читали, а третьи видели его во сне. Тогда послал король Арлеона, сидевшего по правую его руку, в гущу жителей Веальда, чтобы Арфист послушал то немногое, что говорилось о Каркассоне. Но воины рассказывали о завоеванных землях — кто о неприступной крепости, кто о дальних краях, — и клялись, что дойдут до Каркассона.
Через некоторое время Арлеон вернулся и сел по правую руку короля; подняв арфу, он запел песнь о Каркассоне. Далеко тот край, очень, очень далеко тот город, окруженный крепостными валами, вздымающимися один за другим; за крепостными валами поблескивают мраморные террасы, а на террасах сверкают под солнцем фонтаны. Туда, в Каркассон, улетели от людей короли эльфов и феи; однажды вечером в конце мая, затрубив в свои волшебные рожки, они построили город. Каркассон! Каркассон!
Бывало, он являлся путешественникам, словно сон наяву, вдали на холме блестела под солнцем его твердыня, но потом откуда ни возьмись наплывали вдруг тучи или мгла; никому не удавалось подолгу смотреть на город или приблизиться к нему; впрочем, однажды случилось каким-то людям подойти к нему вплотную, до их лиц долетел печной дым, один случайный клуб дыма, не более, но они утверждали, что печь топили кедровыми дровами. |