Он просто положил руку, а я попросила этого не делать. Тогда он засмеялся и руку убрал. И после этого случая вел себя со мной все более откровенно.
Я не пожаловалась на него начальству, а просто решила больше там не заправляться. И стала ездить на другую бензоколонку. Потом как-то забежала на рынок, а когда вышла, увидела, что он сидит в моей машине. Очень вежливо попросил меня подбросить его до станции. Я сказала: «Конечно». Чувствовала, он что-нибудь выкинет, сама не знаю почему. И решила: если устроит что-либо, я остановлю машину и велю ему выйти. В конце концов, средь бела дня... Но в тот самый момент, когда я села в машину, захлопнула дверцу и включила зажигание, он повернулся и... обнял меня. Это было настолько... настолько немыслимо, Трев, настолько неожиданно и ужасно, что просто парализовало меня. Я думала, что потеряю сознание. Мимо шли люди, но им не было видно, что творится в машине. Я не могла пошевельнуться, не могла ни слова сказать, не могла даже собраться с мыслями. Люди вроде меня уж если реагируют, то слишком сильно. Наконец, я отпихнула его и заорала, чтобы он убирался. Не переставая улыбаться, он не спеша вышел из машины. А потом сунул голову внутрь и спросил что-то, вроде, мол, не отнеслась бы я к нему получше, будь он богат. Я крикнула, что не продамся ни за какие богатства мира. Знаете, есть что-то завораживающее в его курчавых белых волосах, в смуглом лице и маленьких голубых глазках. Когда ему повезет, заявил он, он вернется и посмотрит, как я себя поведу. В общем, что-то в этом духе...
Четкость этой части повествования оказалась весьма нетипичной на фоне сумбура остальных воспоминаний Лоис. Ее мозг пока отказывался ей служить, но чувствовалось, что у нее был острый проницательный ум. Уже засыпая, она искоса взглянула на меня и прошептала:
– Думаю, таких, как я, много. Мы реагируем либо слишком рано либо слишком поздно, либо не реагируем вообще. Беспокойные, нервные – не от мира сего. Возможно, мы жертвы. А Джуниоры Аллены не сомневаются ни в себе, ни в нас. Они знают, как нас использовать, как завлечь нас дальше, чем мы хотим, прежде чем мы сообразим, как этому воспротивиться. – Она нахмурилась. – Похоже, они инстинктивно угадывают, как сыграть на нашем потаенном желании подчиняться такому диктату. Трев, я была одинока. Я старалась быть приветливой и дружелюбной. Пыталась не выпасть из окружающей жизни, хотела стать ее частью.
– Уже получше. Организм – очень сложная и запутанная штука, Макги. Ваши физические ресурсы были полностью исчерпаны, оставались только нервы, да и те на пределе. Может, нам удастся снять напряжение. Вы не поверите, но тело удивительно живуче...
Я рассказал ему о переговорах с родственниками и о полуночном поединке на кухне.
– Ее опять может охватить возбуждение, хотя уже, видимо, не такое сильное.
– Может, подумать о санатории?
Он пожал плечами:
– Если с вас хватит, давайте подумаем. Но так для нее лучше. Полагаю, так она быстрее поправится. Хотя не исключено, что попадет в эмоциональную зависимость от вас, если привыкнет изливать вам душу.
– Мы с ней уже разговаривали.
Он уставился на меня:
– Не возьму в толк, почему вы так к ней прониклись?
– Жалость, наверное.
– Одна из самых коварных ловушек, Макги...
– Чего теперь ожидать?
– Думаю, по мере выздоровления она будет становиться все более спокойной, сонливой, апатичной. И – зависимой!
– Вчера вы сказали, что ей лучше уехать отсюда.
– Я приеду проведать ее завтра.
Был вторник. Грозовые тучи вскоре закрыли все небо, и после долгого душного затишья задул ветер и хлынул дождь. Шум ливня испугал ее. В нем ей слышались разговоры и смех сотен людей разом, словно все комнаты этого стерильного дома были заполнены подвыпившими гостями. |