|
– А-а-а… – говорит генерал. – Ты смотри… – И видит сандали: на сандалях аккуратные дырочки: – Дырки сами делаете? Торпедист сначала не понимает, но потом до него доходит: – Дырки?… ах, это… нет, так выдают. В следующей группе проходящих генералов каждый генерал с любопытством смотрит на «фляжку» – у генералов все мысли одинаковые, последний задерживается и спрашивает: – Это фляжка? Резво: – Это портативное дыхательное устройство! – произнесено так быстро, почти истерично, что генерал половину не усваивает, но кивает он понимающе – «А-а-а…» – взгляд на сандали: – Дырки сами делаете? Лихо и молодцевато: – Так выдают! До следующей группы торпедист успевает перемигнуться с командиром второго отсека: «Вот козлы, а?!» Подходит третья группа, последний в группе генерал обращается к торпедисту: – Какая интересная фляжка. На торпедиста нападает смехунчик, то есть с полным ртом смеха, дрожа веками, пузырясь ртом, он пытается сдержаться, у него выкатываются глаза, из него вываливаются какие-то звуки, все это, скорее всего, от нервов. Генерал изумлен, он приглядывается к торпедисту. Тот: – Эт-т-а-ды-ха-те-ль-но-я-ус-тр-ой-ст-во! – Ты смотри, – генерал с опаской внимательно смотрит, и тут взгляд его случайно попадает на сандали, генерал оживляется: – Дырки сами делаете? Ти-та-ни-чес-кие усилия по приведению рожи в порядок (ведь сейчас впердолят так, что шею не повернешь), в глазах слёзы: – Т-та-ак в-вы-вы-да-ют! Генерал сочувственно: – Вы заикаетесь? Быстрый кивок, пока не выпало. В ракетный отсек попадают не все, а только самые любопытные. Командир отсека, капитал третьего ранга Сова (пятнадцать лет в должности), застегнут по гортань (от старости у него шеи нет), объясняет генералу, что у него в заведовании шестнадцать баллистических ракет. Генерал с уважением: – О вас, наверное, генеральный секретарь знает? (У генерала на позиции только три ракеты, а тут – шестнадцать.) – Что вы! – говорит Сова. – Меня даже флагманский путает. Скоро генералы Сове надоели – утомили вконец, – и перед очередным генералом он ни с того ни с сего сгибается пополам. – Что с вами? – отпрыгивает генерал. – Радикулит… зараза… товарищ генерал… – Что вы! – суетится генерал. – Присядьте! У Совы все натурально – слёзы, хрипы; он входит в роль, станет, перекашивается, его уводят, осторожно сажают, оставляют одного. Когда никого не остается рядом, Сова кротко вздыхает, рывком расстегивает ворот и, прислоиившись к стене, закатив глаза, говорит с чувством: «Ну, задолбали!» – после чего он мгновенно засыпает. В центральном в это время один из генералов от инфантерии видит «каштан» и говорит с кавалерийским акцентом: – А это что? Старпом – отглажен, с биркой на кармане, стройный от напряжения: – Это «каштан» – наша боевая трансляция. – Да? Интересно, а как это действует? – А вот, – старпом, как фокусник, щелкает тумблером. – Восьмой! – Есть, восьмой! – доносится из «каштана». – Вот так, – говорит старпом, приводя все в исходное, – можно говорить с любым отсеком. – Да? Интересно, – генерал тянется к «каштану». – А можно мне? – Пожалуйста. Генерал включает и – неожиданно тонко, нежно, по-стариковски, с дрожью козлиной: – Во-сь-мой… во-сь-мой… – Есть, восьмой! – А можно с вами поговорить? Молчание. |
