– При всем моем уважении к Бетти Ли, – возразил Бэд, – думаю, что она в вопросах политики не очень-то разбирается. Кто-то ей сказал. Это все пропаганда.

– Да нет, папа, думаю, она сама это чувствует. Ведь черные чувствуют, когда их ненавидят, чувствуют сильнее, чем мы с тобой. По крайней мере, – мягким извиняющимся тоном, опасаясь, что он слишком резко возразил отцу, докончил Тимми, – мне так кажется.

Лаура смотрела на младшего сына, тронутая и обрадованная.

– Тимми прав, – сказала она решительно. – В статьях и речах Джонсона много низкого. Это скверно, что такой человек выдвинулся, это пугает меня.

– Не понимаю тебя, Лаура, – сказала тетя Сесилия. – Джонсон культурный, образованный человек, хороший оратор. Это самый подходящий политик для нашего штата.

– Вот в этом-то и есть опасность, тетя Сесилия, что он образован и хороший оратор. У него дар убеждения, а люди не понимают, что его идеи – хорошо замаскированные идеи клана. Он опасен, очень опасен. Сейчас он может делать вид, что выступает против клана, а потом, как это было в нацистской Германии… Начнется с малого, а потом… Вчера я уже слышала крики ненависти и видела кровь на мостовой.

– О чем ты, мама? – спокойно возразил Том. – Что за преувеличения? В нацистской Германии не было никаких газовых камер, не было шести миллионов мифически погибших в этих мифических камерах. Да, были лагеря и тюрьмы, где держали коммунистических шпионов и агитаторов, тех, кто этого заслуживал. Остальное – пропаганда. Еврейская пропаганда.

– Верно! – вскричал Бэд. – Все это – надувательство.

– Надувательство? Массовое истребление евреев в Германии, холокост – «надувательство»?! Как ты смеешь это говорить! Есть фотографии, есть выжившие узники, есть свидетели! В их числе и американские солдаты. Сам Эйзенхауэр плакал, когда увидел этот ужас. Ты отрицаешь историю! Это все равно, что сказать, что в Америке не было Джорджа Вашингтона.

– А-а, – ворчливо ответил Бэд, – вечно ты защищаешь евреев. А что ты о них скажешь? Сколько у тебя знакомых евреев?

– Какое это имеет значение? Ну у меня были подружки-еврейки с детства, еще с детского сада. Но я никогда не интересовалась религией и национальностью людей, с которыми знакомлюсь. Мне важно только то, что эти люди порядочные и добрые. Разве не тому же нас учат в церкви?

Лаура остановилась, потому что все слушали ее в полном молчании. Тетушки никогда не одобряли разговоров о политике за столом, и Лаура не любила их тоже, но она была так возбуждена вчерашними событиями, так огорчена всеобщей недоброжелательностью родных… Только Тимми поглядывал на нее сочувственно.

Лауру охватила усталость. Бэд и тетки – одно. – Они превосходные люди, – говорит он. – Он – хороший человек, – твердят они. Но как только дело заходит о важных вещах, о том, что творится в мире, падает какой-то занавес и отгораживает ее от «превосходных женщин» и «хорошего человека». А теперь еще и Том…

Неужели еще и Том… Она почувствовала себя совершенно одинокой за этим столом, где сидели самые близкие и родные ей люди.

Молчание прервала Лилиан. – Значит, ты будешь голосовать за Маккензи, Лаура?

– Да, подтвердила она. – Он порядочный, надежный человек.

– Родился с серебряной ложкой во рту. Богатые родители. А Джонсон всего добился сам.

«Какая нелепость! – подумала Лаура. – Уж не тете Лилиан говорить о «серебряной ложке».