— Ну, пришили — значит убили, — спохватился Ярослав, а потом попытался выкрутиться: — В тех краях, откуда я родом, если кого-то убьют — а если кто убил, неизвестен, говорят, что пришили.

Народ только помотал головами, а Ярослав подумал, что надо бы говорить нормальным языком, без жаргонизмов. А не то он в следующий раз скажет — замочили, мол, или мочканули. Объясняй потом. А ведь сколько в его мире имеется слов, означающих убийство одного человека другим!

Да, а почему говорят «пришили»? Слово «мочить», наверняка пришло из блатного языка, из фени. Мочить — от слова «мокруха». Ну да ладно, пришили и пришили. Надо базар фильтровать!

И человек из будущего опять начал подсчет:

— Значит, двое ратников в городе, еще пятерых во время засады убили, да этих трое, которых повесили.

— Значит, недостача у Врабия в десять ратников, — сосчитал Крень. — А было у него, сколько помню, четыре дюжины. Верно?

— Верно, — согласился Клест, знавший количество дружинников своего соперника.

— Стало быть, десяток в земле или на корм воронью пошел, но все равно, у него всё еще больше трех дюжин ратников. А у нас, если с новичками считать, тоже три дюжины, — подытожил помощник воеводы.

— Новичков пока лучше не считать, — вмешался Татень. Посмотрев на Ярослава, сказал: — Не в обиду тебе говорю, и не в обиду твоим друзьям. Парни вы неплохие, старательные. Но чтобы полноценным дружинником стать, вам еще пару лет поучиться нужно, да руки кровью обагрить. И мечи вы пока держите, словно баба валек, и из лука через раз попадаете. А уж про то, как ты в седле сидишь, даже и говорить не стану. Собака на заборе и та лучше сидит.

Народ слегка хохотнул, а Ярослав и не вздумал обижаться, хотя кое с чем он мог бы и поспорить. В цель он попадает не через раз, а девять раз из десяти. И то, как они с парнями мечами работают — так тоже неплохо. А вот про коня — тут старый дружинник прав.

Но разговоры вести о новичках нет смысла. Все и так все знают. Поэтому все быстро притихли и продолжили разговор о деле.

— Но, все равно, силы почти равные получаются, — сказал воевода. — Не пойму только — отчего Врабий людей не бережет? Почитай, по дурости своей целый десяток положил. А ведь он в Бранск-то не пятерых привел, как все мы, а пятнадцать. Верно, готовился, поганец.

— Воевода, а поджигатели-то что сказали? — поинтересовался еще один десятник. Этого Ярослав знал — Шукарь. Отчего дружиннику дали такое прозвище, неизвестно, но на щуку он точно не походил. Да и не видел Ярослав до сих пор, чтобы в здешних местах щук ловили. Кстати, прочую рыбу тоже не ловили. Вот это странно. Надо как-нибудь выяснить.

С поджигателями, перед тем, как их повесить, разговаривали Клест и Татень. А еще двое дружинников, которые оказывали помощь начальству.

— А ничего не сказали, — отмахнулся Клест. — Долдонили — мол, они приказ своего воеводы исполняли, а коли их повесят, то так тому и быть. И что их воевода Врабий должен князем стать. Страшно, конечно, что душа в ирий не попадет, но куда же деваться-то? Рассчитывают, что Перун простит. Мол — они дружинники, народ подневольный, а воля воеводы — закон.

— Нет, что-то тут не то, — покачал головой Крень. — Не должен воевода так людьми разбрасываться. Десять человек сгубил! А каждый ратник — это на вес золота. А Врабий сразу пятерых поджигать отправил. Повезло, что только двоих убили. А если бы всех? Доведись до меня, я бы лучше из горожан какую-нибудь голь перекатную нанял. Подожгут — молодцы, получи за это расчет, а убьют — так не жалко.

— Я так мыслю — завтра мы в Клестово поедем, — сказал Клест.