Потребовалось время, прежде чем я смог что-то выдавить, и я завопил от боли, когда горячая жидкость впервые проникла в обнажившийся канал. Наверное, я чуть не потерял сознание, но, не желая упасть в собственную лужу, удержался на посудине. Завершив, я изумленно увидел, что глаза Нарта сияют. Он обратил ладони к небу и прорыдал: «Да будет восхвален Бог в небесах!» Мне он потом сказал, что никогда еще зрелище человека того же сословия так его не радовало. Рана моя гноилась, и он страшно боялся, что канал закупорился, — это было чревато мучительной, воистину неописуемой смертью.

Пери все еще ждала моего ответа:

— Как ты скромен! Многие мужчины дрогнули бы при виде такого ножа. Я теперь вспоминаю удивление моего отца, слушавшего твою историю.

Задолго до того, как меня оскопили, я был в одной харчевне и смотрел на танцовщицу, кружившуюся так, что лиловая юбка взлетала над головой, а другие мужчины подзуживали меня щупать ее. Она подарила мне манящую улыбку, но вскоре ее озорное заигрывание стало напоминать мне, как мальчишки мучат ящериц. Наконец, разглядев ее крупные, грубые руки, я с содроганием понял: это мужчина! Лицо мое вспыхнуло яростью, а танцор кружился и ухмылялся, и мне было стыдно, что меня так провели. Но теперь я сам был в точности как этот танцор — неопределенного пола, всем чуждый, всегда вызывающий злое чувство из-за того, что сделал и что потерял.

— Я был очень юн, — сказал я, оправдываясь.

— Не слишком.

— Я был чрезмерно пылок.

— А теперь?

Я помедлил с ответом.

— Я научился умерять свои порывы.

— Ты совершенно сдержан здесь, при дворе. Подозреваю, что для тайной службы ты подойдешь отлично.

Я склонил голову, оценивая похвалу Пери с должным смирением.

— В чем разница между женщиной и мужчиной?

Я огляделся в новом замешательстве.

— Полагаю, у тебя есть ответ получше, чем у любого другого мужчины.

Минуту я думал.

— Говорят, мужчины хотят власти, а женщины — покоя. Знаете, в чем правда?

— В чем?

— И те и другие хотят и того и другого.

Пери засмеялась:

— Я — точно.

— В таком случае чем я смогу вам служить? — Мне было известно, что она уже взяла на службу несколько сот евнухов, благородных жен, девиц и мальчиков для поручений.

— Мне нужен человек, чтобы собирал для меня сведения во дворце и за его пределами, — сказала она. — Его надежность и верность должны быть безупречны, силы — великими, нужды в сне и досуге — малыми. За пределами работы на меня у него не должно быть желаний. Молчание о моих делах — обязательно. За эту службу я готова платить изрядное вознаграждение.

Она назвала цифру, вдвое превосходившую мое жалованье. Я заподозрил неладное: с чего такая щедрость?

— Служа мне, ты будешь в самом сердце дворцовой политики, — пояснила она. — Чтобы преуспеть, понадобится побороть брезгливость. Трудности предстоят суровые, и если ты не справишься — считай себя уволенным. Понимаешь меня?

Я ответил «да», потому что хотел преуспеть любой ценой.

— К своим обязанностям приступишь с завтрашнего утра, в моем доме у ворот Али-Капу.

Я поблагодарил и был отпущен. Когда обувался, то ощутил, что мой мозг словно рвется от ожидания. После двенадцати лет службы моя работа во дворце началась теперь по-настоящему.

Устроенный Пери допрос и ее странная красота вдруг заставили меня ощутить себя мужчиной, а не евнухом. В своих собственных глазах я и так был совсем не калекой. Но Пери не должна была узнать, что я любил и желал женщин из гарема так, как никто никогда не ожидал.