Унылый тип в поганеньком костюме и с неизменной папахой на голове, по самые глаза заросший нестриженой бородой. Означенный абориген без всякой грациозности восседал на худой рыжей лошаденке, мало похожей на горных скакунов с рисунков Лермонтова. Лошаденка плелась шагом, неся на себе не только хозяина, но и свисавший по обе стороны крупа длинный замызганный мешок, похоже, не из легких. Вид у обоих персонажей, как двуногого, так и четырехногого, был насквозь будничный, сплошная бытовуха. Привычная картина для этих мест, не охваченных повальной моторизацией.
Вот только эта бытовая картинка сплошь и рядом могла оказаться чистейшей воды декорацией. Приемчик известный: то ли пособник, то ли натуральный бандит (без оружия, частенько без единой компрометирующей мелочи!) садится на коняшку и преспокойно трюхает себе на приличном расстоянии от идущей следом банды. Легенда у него обычно разработана четко, скарб в мешке самый что ни на есть мирный и ничего недозволенного законом не содержит. Просто-напросто, изволите ли видеть, наш герой везет на базар какую-нибудь мелочовку — или намерен ее передать родственнику или знакомому из ближнего аула. Ну, а на деле это натуральный разведчик. Обнаружив военных, подает своим условный сигнал, те резко меняют направление и берут ноги в руки, пытаясь оторваться.
Это еще не самое оригинальное, впрочем. Абреки частенько выставляют наблюдателей на высотах, и те под видом чабанов пасут самых натуральных овец, изображают, будто земельку копают, урожай снимают. Если удается засечь военных, сигналы могут быть самыми разнообразными: перекличка чабанов, громкая молитва, внезапно разведенные костры и даже свертывание отары, которую начинают гнать в оговоренном направлении. Плавали — знаем.
Полковник отчетливо видел лицо — не первой молодости абориген, классический «незаможник», уныло и привычно ковыряющийся здесь в своем небогатом хозяйстве. Таких тут тысячи.
Вот только без труда удалось рассмотреть, что всадник кое-чем отличается от мирного путника, выбравшегося в соседний аул к кунаку или на базар. В нем нет ни капли отрешенности, дорожной скуки, привычного равнодушия человека, проделывающего этот путь в сотый раз. Нет, качается в седле он расслабленно, понурившись… вот только глазенки блудливые, прекрасно отсюда видно, так и скачут. Обшаривают окружающую местность неустанно, зорко и цепко. Никакой ошибки быть не может, это передовой дозорный, сука…
Так, так… А что это у нас торчит из нагрудного кармана затрапезного пиджачка, темного, в тускло-белую полоску? А торчит оттуда коротенькая толстая антенна и верхняя часть портативной рации: совершенно легальная штучка, продается везде в хозяйственных магазинах… но с ее помощью можно переговариваться километров на пять. Обычному аульному труженику такая игрушка совершенно ни к чему, как козе Интернет. Теперь никаких сомнений.
Никто, конечно, не шелохнулся — пусть себе едет дальше, и тревоги не поднимает как можно дольше… Когда дозорный скрылся из виду, полковник отдал приказ, и группа, самым бесшумным образом материализовавшись на тропинке, двинулась вперед, в том же направлении.
Вот теперь следовало поспешать — бандочка пустилась в поход гораздо раньше, чем ее ждали, и засада может…
Далекие, но ясно различимые автоматные очереди дали знать, что все именно так и произошло: «мешок» не успел захлопнуться, бандиты, двинувшись раньше, чем уверял агент, поравнялись с засадой, и та открыла огонь, не дожидаясь подхода основной группы. Это, в общем, не ломало никаких планов, просто следовало поспешить.
Они перешли на бег — размеренный, рассудочный, держась кромки леса, заходя к месту перестрелки слева, что облегчает ведение огня, и привычно разбиваясь на тройки. Боевое охранение в лице Доронина и Антона, как ему и полагалось, опережало всех на полсотни метров — и именно эти двое вдруг бросились на землю, выставив автоматы, с ходу пройдясь короткими очередями по невидимой пока остальным цели. |