Сара оставила машину на гравийной площадке перед фасадом Торн-хауз, взяла сумку и направилась к парадной двери. В последнее время она редко приезжала сюда, но сейчас испытывала потребность повидать дядю. Она хотела убедиться, что выбрала правильный путь, не позволив себе последовать первому порыву и послать Локвуда ко всем чертям, добавив, что не даст ему ни пенни.
Девушка провела не один час, пытаясь предугадать, к чему приведут Дэвида его размышления. Она научилась предвидеть ход его мыслей о сложных сделках. Но тут было иное, совсем иное дело. И чем больше она старалась проникнуть в логику его рассуждений, тем больше запутывалась и теряла уверенность. Ей никак не удавалось выбросить его из головы.
Измученная этими невеселыми мыслями, Сара забыла предупредить родственников о своем визите и, когда дворецкий открыл двери, постаралась придать своему лицу беззаботное выражение.
— Добрый день, Боумен. Тетя дома? — Она прошла мимо него в большой холл. — Боюсь, меня не ждали.
На лице пожилого мужчины не отразилось ничего: ни удивления, ни приветливости. Никто в этом роскошном доме, даже слуги, не выказывал своих эмоций, а вполне возможно, что и не имел их.
— Миссис Торн в гостиной, мисс. Я прослежу, чтобы вещи отнесли в вашу комнату.
Саре было четырнадцать лет, когда она попала в этот дом. Яхта ее родителей затонула во время шторма. Осиротевшая девочка искала утешения, тепла, просто внимания, — но не нашла ничего, кроме холодной заботы о своем материальном благополучии.
Она жила в удобной комнате, прекрасно питалась, училась в престижной школе… но так и не нашла любви и ласки, в которых так отчаянно нуждалась в первые ужасные годы своего сиротства. А повзрослев, научилась обходиться без этого.
Только дядя проявлял к ней какой-то интерес. Он воспринимал племянницу как личность, имеющую право рассуждать, надеяться и принимать решения, а не просто как дополнительную обузу. На свой лад он даже любил ее.
Но Николас Торн проводил в офисе больше времени, чем дома, и они редко виделись. А когда он ушел на покой, Сара уже уехала учиться в Лондон.
Тетя Эмили, крупная, холеная, красивая женщина, сидела в гостиной с чашкой чая в руках.
— Какой сюрприз! — голос тетки прозвучал чуть резковато.
Сара вздохнула. Конечно, следовало предупредить о своем приезде, но ей было не до звонков.
Она уселась на софу, обитую тисненым бархатом, и сказала:
— Я собираюсь переночевать здесь и вернуться в Лондон завтра после ланча.
Сара говорила спокойно и уверенно, без тени просьбы в голосе. Этот был ее дом, и она имела полное право находиться здесь столько, сколько захочет.
Эмили на собственном примере учила племянницу никогда не терять чувства собственного достоинства. И Сара была ей за это благодарна. Но иногда девушке приходило в голову, что суровое самообладание, которое эта женщина носила, как броню, отчасти лишило ее человечности, а постоянное подавление глубоких эмоций превратило в машину, обученную хорошим манерам и чувству долга по отношению к семье.
И теперь, глядя на свою тетку, сдержанную, элегантную, в совершенстве владеющую собой, Сара решила, что, вероятно, была права, ублажая Эмили и подражая ей все эти годы. Ведь ее единственное путешествие в область эмоций окончилось катастрофой. Этого никогда больше не случится.
— Я позвоню, чтобы принесли чаю? — бесстрастно осведомилась Эмили. — Ты выглядишь усталой с дороги.
Да, подумала Сара, только дорога здесь ни при чем. Две бессонные ночи подряд и образ Дэвида Бартона, терзающий ее мысли, не способствовали бодрости духа.
— Спасибо, тетя, я не хочу чаю. Как дядя?
— Неплохо, насколько это возможно в его состоянии. |