— К счастью, — заметил Уолтер, следуя очевидному ходу мыслей, — мы уже возвращаемся домой. — Он снова посмотрел на Ричарда и быстро отвел глаза. Белая тень ярости исказила его губы. — До этой минуты, — горячо проговорил он, — я никогда не жаждал папского престола, теперь же, будь я папой, с удовольствием отлучил бы их обоих!

Ричард снова громко расхохотался своим лающим смехом.

— Это очень оскорбило бы Филиппа! А Иоанн много лет назад сам отлучил себя от церкви. Ну да ладно. — Следов смеха на его лице как не бывало. Он загрустил, задумался, тронул лошадь и некоторое время ехал молча. — Послушайте, Уолтер, — наконец заговорил он снова, — с той минуты, как я высадился, после смерти Болдуина, вы были моей правой рукой, моим правым глазом. Мы всегда соглашались друг с другом во всем, кроме разве что самых тривиальных вещей. И теперь, умоляю вас, выполните мою просьбу без вопросов и возражений. Посадите всех на корабли, погрузите, по возможности, все снаряжение и отправляйтесь в Дувр. Оставьте королеву и мою сестру в гарнизоне Акры на попечение Стивена Тернхема и по пути домой встретьтесь с Гаем Кипрским. Поговорите с ним, расскажите все, дайте ему понять, что он остался на последнем рубеже. Поддержите его, Уолтер, свяжите с Акрой и с дорогой паломников. И еще: в Яффе я одолжил Джонатану Аданскому сорок крон. Получите их и отдайте Альжене, в погашение моего долга. — Он улыбнулся, подняв лицо и смахивая с век пыль. — Я думаю, что больше ничем не обременю вас, мой дорогой друг. Если бы я мог сделать вас Папой, клянусь распятием Христа, я так и поступил бы, но это не в моей власти. Я назначаю вас на место Болдуина! Милорд Кентерберийский, угодно ли вам выполнить те небольшие поручения, которыми я вынужден обременить вас? — Последние фразы он проговорил с совершенно обезоруживавшей интонацией, проявляя удивительную для него чуткость к тому, что собеседник мог подумать, будто просят о трудной услуге, предлагая существенное вознаграждение. Фактически так и было, но Хьюберт Уолтер первый с искренним изумлением понял это и скрыл под маской легкости, на которую не обратил бы внимания разве только невежественный простолюдин.

— Вы же осуждали посвящение в рыцари на поле брани! — сказал Хьюберт Уолтер. — Не лучше ли отложить возведение меня в новый сан до тех пор, пока я не выполню ваши поручения, сир? А, кстати, где вы будете в это время сами?

— В Англии. Я намерен застать их всех врасплох. В сложившихся обстоятельствах я не могу добираться до Марселя морем, через Францию, им это известно. Они воображают, что я буду, сражаясь с волнами, тащиться вокруг побережья Испании и через Бискайский залив, а я свалюсь им на голову на несколько недель раньше, чем они ожидают! Доплыву до Триеста, затем по суше доберусь до Аугсбурга и Майнца, а потом вниз по Рейну. Кратчайший и самый быстрый вариант.

Ричард говорил и смотрел на нас так, будто мы должны были прийти в восторг от этого плана, и немного напоминал жонглера, профессионально и успешно выполняющего сложнейший трюк. Он взглянул на Хьюберта Уолтера, ожидая одобрения, но его не последовало. Весьма колоритное жесткое лицо епископа выражало неописуемый ужас.

— С вами, наверное, случился солнечный удар! — грубо произнес он. — Или вы, не сообщив мне, наладили добрые отношения с эрцгерцогом Австрийским и рассчитываете, что будете приняты с распростертыми объятиями в его владениях и во владениях императора?

— Я не рассчитываю на гостеприимство. Как и они не ожидают меня. Я отправлюсь как паломник или как торговец… — Он повернул голову в мою сторону — я ехал почти вплотную к боку его лошади, из любопытства держась как можно ближе. Ожидая — и заслуживая — выговора, я отъехал подальше, но он поманил меня к себе, улыбнувшись той мальчишеской улыбкой, которой я не видел уже много дней.