Тут я слепну от яркой вспышки камеры, наставленной мне прямо в лицо.

– О, майор Мерендсен! – Меня окликает девушка лет двадцати, которая расположилась с подругами возле иллюминатора. – Вы просто обязаны с нами сфотографироваться!

Их лицемерие мне противно. Я для них – что собачонка, которая выслуживается на задних лапках, и они это знают. Но они ни за что не упустят возможность оказаться в кадре с настоящим героем войны.

– Конечно, я вернусь через минуту, если…

Но не успеваю я договорить, как все трое начинают позировать около меня, кривя губы в улыбках и хлопая ресницами.

Улыбайся на камеру. Меня ослепляет череда вспышек.

Я чувствую слабую покалывающую боль в затылке, которая непременно перерастет в мучительную мигрень. Девушки все болтают без умолку и липнут ко мне, и я теряю из виду мужчину с обветренным лицом.

Фотограф зудит рядом со мной, как назойливая муха. Я отхожу в сторону, оглядываюсь, но в глазах темно от вспышек. С трудом моргаю, и мой взгляд блуждает от бара к двери, к парящим в воздухе подносам, к диванам со столиками… Я пытаюсь вспомнить, как выглядел незнакомец, как он был одет. Был ли его фрак достаточно свободным, чтобы под ним что-нибудь спрятать? Мог ли он быть вооружен?

– Майор, вы слушаете меня? – Фотограф продолжает что-то мне говорить.

– Да.

Нет, я не слушаю. Я отделываюсь от виснущих на мне девушек, сказав, что хочу подойти к фотографу поближе. Хотел бы я догнать того мужчину, а еще лучше – предупредить, что ему грозит опасность, и посмотреть, как быстро он исчезнет из зала.

– Я говорю: странно, что ваши приятели с нижней палубы не пытаются тоже сюда попасть.

Да неужели? Каждый вечер, когда я ухожу на палубу первого класса, остальные солдаты смотрят на меня так, будто иду я в камеру смертников.

– Ох, бросьте, – я стараюсь убрать из голоса раздражение: – Вряд ли они знают, что такое шампанское. – Я пытаюсь изобразить улыбку, но лицемерить мне удается не очень хорошо.

Фотограф смеется слишком громко и обстреливает меня новой очередью вспышек. Я моргаю, пытаясь избавиться от звездочек перед глазами, и вытягиваю шею, выискивая взглядом сутулого мужчину в поношенной шляпе, но его нигде нет.

Может, он ушел? Тогда зачем пробираться на вечеринку, а потом тихо ускользнуть? Возможно, он нашел свободное место, сел и слился с толпой. Я снова окидываю взглядом диваны, но на этот раз пристально вглядываюсь в посетителей.

Все диваны и столики заняты. Кроме одного… Мой взгляд падает на девушку: она сидит в одиночестве и отрешенно наблюдает за толпой. Ровная светлая кожа выдает в ней одну из них, но взгляд говорит, что она лучше – выше их.

Платье у нее того же цвета, что и форма военно-морского флота; оголенные плечи на мгновение притягивают мой взгляд. На них ниспадают рыжие волосы. Нос у девушки слегка вздернутый, но делает ее только привлекательнее. И она кажется настоящей.

Нет, «привлекательная» неподходящее слово. Она сногсшибательно красива.

Что-то в ее лице будит в памяти смутные воспоминания, будто оно мне знакомо, но тут девушка замечает, что я на нее уставился, и все вылетает у меня из головы. Я прекрасно понимаю, что нельзя общаться с девушками вроде нее, поэтому понятия не имею, почему продолжаю смотреть на нее и улыбаюсь.

Вдруг я краем глаза замечаю какое-то движение. Тот подозрительный мужчина больше не пытается слиться с гостями. Его сутулости как не бывало, взгляд прикован к чему-то на другом конце комнаты, и он быстро пробирается туда через толпу. Его цель – девушка в голубом платье. У меня нет времени на вежливость, и, протиснувшись между двумя ошарашенными пожилыми джентльменами, я направляюсь к дивану, но незваный гость опережает меня. Он наклоняется и тихо и торопливо что-то говорит.