— Есть! — азартно прошептал мужчина в штормовке и, приподняв спиннинг, ощутил приятное, ни с чем не сравнимое напряжение.

Борьба с хищником заняла минут пять. На этот раз спиннингист поймал жереха — рыбу сильную и очень изворотливую. Впрочем, старичок тоже не остался без добычи: за это время он снял с жерлицы довольно приличную щуку.

— Василий Прокофьевич, вы бы себе приличную снасть купили! — с улыбкой укорил спиннингист.

— Зачем? — хмыкнул тот. — Мне же много не надо. На обед для меня и моего кота хватит. А все эти новомодные воблеры, силиконовые насадки и катушки — баловство одно. Вот, помню, до войны на Васильевском мы корюшку тягали только самодельными удилищами. Орешник, конский волос, самодельный поплавок из гусиного пера и свинцовый грузок из автомобильного аккумулятора. Только крючок был покупной. Тогда и бамбуковые удочки считались редкостью…

— Ну что — на сегодня хватит? — сложив спиннинг, мужчина в штормовке уселся на корме.

— Да, Клим, надо бы и позавтракать. Да и погода что-то портится, — Василий Прокофьевич смотал снасти и, достав из воды тяжелый садок с трепещущей серебристой рыбой, кивнул: — К берегу!

Спустя полчаса рыбаки сидели во дворе небольшого скромного домика. Василий Прокофьевич разводил костер, Клим чистил рыбу.

— Ты смотри! — хмыкнул он, извлекая из нутра щуки несколько мелких щурят. — Своих ест.

— Это потому, что в детстве не нарвалась на более крупного хищника. Ей бы объяснили, что так делать нельзя, — пошутил старик.

Клим взял пятнистую зеленую щуку под жабры, взвешивая на вытянутой руке.

— Килограммов на пять. А то и на пять с половиной. Настоящий пахан местных вод!

— У нас на Васильевском в конце тридцатых тоже был местный пахан, на Менделеевской линии жил. Уголовник прожженный, карманы в трамваях резал, из «Крестов» не вылазил. Так его свои же шавки в блокаду и съели, когда этот урка ослаб окончательно, — морщины на лбу старика сложились в изломанные линии. — Так оно всегда бывает. Пока пахан силен и помнит о всех возможных угрозах — его уважают. Когда он забывает о собственной безопасности и всецело доверяет окружению — обязательно жди беды.

Уху готовили тройную — как и положено по классическим рыбацким канонам. Сперва в кипяток загрузили мелких потрошеных окуньков и ершей, завернутых в марлю, чтобы костистая рыба не разварилась. Затем в котелок бросили плотвичек и подлещиков. И лишь после того, как в как кипящую воду опустили картофель, морковь и все положенные специи и коренья, наступал черед крупной рыбы — рубленых на куски судака, щуки и жереха. Вскоре уха вовсю распространяла волшебные ароматы.

Клим извлек карманные часы на длинной цепочке и отщелкнул крышку с выгравированной надписью.

— Ровно через сорок минут надо обязательно добавить пятьдесят граммов водки. Меня этому на Дону местные рыбаки еще в семьдесят девятом научили.

— Дай-ка еще раз на часы взглянуть, — попросил Василий Прокофьевич. — Когда это он тебе их подарил?

— Три года назад.

— А за что?

— Да по дружбе, — ответил спиннингист равнодушно. — Там написано.

И действительно — на серебряной крышке было выведено ровным каллиграфическим рондо: «Другу детства Климу Бондареву от президента Российской Федерации на добрую память о Васильевском и не только о нем».

— Хотел было мне свои наручные подарить, по спецзаказу сделанные. Да я отказался, — прокомментировал Клим Бондарев.