— Говорят, что точное количество башен неизвестно до сих пор, а куполам нет числа, — заметил я.

— Но у них всего один храм. Негусто, я бы сказал.

— Возможно, следствие узколобости.

— Я удержусь от дальнейших сравнений.

Я рассказал ему, как поэт Фимлу, воспевая красоту нового царского дворца в Ургалоне, охарактеризовал его как «достойный зваться трущобой в Занадоне», и царь вознаградил его лесть золотом.

Ториан покрутил головой в тесном бронзовом ошейнике и бросил на меня скептический взгляд.

— Монархи редко способны оценить подобную тонкость метафор.

— Расплавленным золотом, — признался я. — Он залил его Фимлу в глотку. Однако все описания сходятся на том, что этой улице нет равных.

Большой Проспект, о котором я говорил, вымощен белым мрамором и достаточно широк, чтобы по нему прошло войско по пятьдесят молодцев в ряд. Особняки и дворцы, фонтаны и статуи, тенистые деревья, которых хватило бы на небольшие джунгли. Если смотреть от городских ворот, он сужается, как наконечник стрелы, упираясь в ступени храма, стоящего на противоположном конце города, на самой высокой точке горы.

Сам по себе зиккурат, несомненно, величественное сооружение, увенчанное Обителью Богини, хотя все, что я мог разглядеть от ворот, — это блик на ее золотом куполе. И все же пирамида как-то теряется рядом со статуями, стоящими от нее по обе стороны, Майаной и Балором. Собственно, чертами они мало отличаются от изваяний, охраняющих вход, но гораздо выше и крупнее их. Орлы, кружащие в небе у их голов, кажутся малыми воробьями, и от глаз их трудно укрыться, где бы ты ни был в городе.

Итак, я снова оказался под пристальными взглядами богов-близнецов. Они наверняка видели, как я выглядываю из-за плеча Ториана, и я понял, что их неприветливость действует мне на нервы.

— Воистину, — пробормотал я, — нет города по Эту Сторону Радуги, который охранялся бы богами лучше, чем Занадон Непобедимый.

— Звучит как молитва, — заметил Ториан.

— Вовсе нет. Простая констатация факта.

На этом наш разговор оборвался, ибо цепи дернули нас вперед. Насколько хватало глаз, Большой Проспект был забит народом — горожанами и солдатами. Рабы с факелами протискивались через толпу, прокладывая дорогу своим господам. Запахи людей и животных смешались с ароматами готовящейся пищи. Направлявшиеся в город телеги с провиантом с трудом разъезжались с порожними, спешащими из города: пони, мулы и верблюды ржали и вопили; и все, казалось, размахивают кнутами, извергают проклятия и выкрикивают команды. Рыдающих богатеев, которым все-таки удалось купить себе право войти в город, методично раздевали, превращая их в толпу нищих, которых можно будет с рассветом изгнать из городских пределов, как того требует закон. Благородных дам разводили по работам, на которые они согласились.

Процессия снова застопорилась, и я вновь привстал на цыпочки. Майана и Балор все стояли над городом, красные в лучах заката — словно их прогневило зрелище столь невероятного столпотворения. И опять они смотрели прямо на меня.

Все это время капитан Фотий и его воины пытались проложить нам дорогу сквозь толпу. Они устали, им не терпелось закончить дело и разойтись по домам. Они толкались, и пинались, и выкрикивали охрипшими голосами ругательства, но так ужасна была толчея, что все их усилия пропадали почти что даром, а небо мало-помалу темнело, отчего дымные факелы, казалось, горели все ярче.

И тут-то наконец представился давно ожидаемый случай. Но не будь я наготове, меня бы наверняка убило. На одной из телег лопнула бечева, крепившая большие бочки с вином, и те с грохотом покатились в разные стороны. Лошади, впряженные в следующую телегу, вскинулись и понесли.