— Кто ты? — спросил незнакомец Кудеяра. — Ты выдаешь себя за Нифона Саккаса, но я сам давал ученому монаху подорожную грамоту.

Кудеяр молчал. Незнакомец замахнулся плетью, но Паисий удержал его.

— Не чини расправу на моих глазах. И не делай мучеником самозванца в дни, когда терновый венец принял Иисус Христос.

Часть 11

Петр-сеятель

Глава 1

1

Торжественно и тревожно было в Можарах в ночь с субботы на воскресенье. Мытарства сроднили можарцев, и теперь, придя в церковь, мужики все перемигивались да переглядывались. Анютина весть о набеге Шишки не испугала Петра-сеятеля. Обошел он все дворы, поговорил с мужиками, и решили мужики не поддаваться разбойнику. Топоры да косы наточили, поклялись друг другу до смерти стоять.

Пришел в церковь и Вася Дубовая Голова. Службу стоял в задних рядах. Тут и услыхал плач. Плакала горемычная Федора, вдова убитого Шишкой мужика Никиты.

Спросил Вася Анюту:

— Что она плачет?

— Как же ей не плакать? Полна хата детей малых, а еды небось никакой. У всех праздник, а Федоре разговеться нечем.

— Где изба ее?

— Возле колодца, вестимо! — удивилась Васиным вопросам Анюта. — Я уже говорила про нее Петру, обещал просить мир, чтоб хлебом поле ее засеяли.

Говорила Анюта шепотом, глядя перед собой, а покосилась на Васю — Васи-то и нет.

2

Емельян в этом году разговлялся как барин. Жег свечи — у других-то лучина. Пирогов разных испекли две дюжины. Выставили жареных индеек, соленья, настойки, потроха, студень. И конечно, крашеные яйца, пасху и такой кулич — десяти дворам не съесть.

Жена Емельяна сказала молитву. И все пошли целоваться друг с другом. За столом были девицы, теперь уже невесты, хозяин с хозяйкой, главные мастера гончарного дела.

Обиды были прощены. Верилось — начинается жизнь заново: без злого сердца, без обмана, без рукоприкладства.

Поцеловались, сели за стол, съели по кусочку освященного кулича. И тут дверь в горницу отворилась и вошел Вася Дубовая Голова.

— Христос воскресе! — сказал он сидящим.

— Воистину воскрес! — ответил Емельян, вглядываясь в лицо незваного гостя. — Чего тебе, Петра-сеятеля работник?

— А вот его! — и Вася указал на стол.

Емельян мигнул мастерам, но Вася подошел к столу, огромному, дубовому, и поднял его. Поднял и поставил.

— Ох! — сказала Емельянова жена, и наступила та самая тишина, которую называют гробовой.

— Мне нужна еда и свечи! — пояснил Вася. — А больше ничего.

— Принесите свечей! — попросила хозяйка.

А Вася уже связывал узлом скатерть со всем, что стояло на ней, Завалил узел за спину и сказал на прощанье:

— И не бегайте за мной! А то Кудеяру пожалуюсь. Я не Петру служу, а Кудеяру.

3

Федора мимо избы своей прошла. Поглядела на окошко яркое — и дальше. А потом опамятовалась, влетела в избу — не пожар ли? — а там пир горой. Свечи горят, скатерть на столе, и еды видимо-невидимо, Покатились у Федоры слезы пуще прежнего: от испуга, от радости — не поймешь.

А Вася усадил ее за стол, поставил перед ней индейку, дал в руки яичко красное и говорит:

— Давай-ка стукнемся!

А когда похристосовались, Вася и сказанул:

— Я все невесту себе искал, да не нашел. Дураковат, говорят. А по мне я ничего. Дети твои меня полюбили.