Кляп в глотку, тряпки из мешка долой, и как стоял Паисий, так на него, стоящего, и напялил Вася свой мешок. Мигом перевернул, завязал, и пошла странница со странником из монастыря вон.
Стража у ворот на мешок покосилась: шевельнулся будто бы. Но как вслух такое скажешь? Начальник тут же дыхнуть заставит. А как дыхнешь, так и отправишься на хлеб-воду.
Спросили все же:
— Чего так быстро назад?
— Святой отец велел завтра к нему пожаловать. Сегодня гостей не может оставить, — ответила Варвара.
3
Правый ход вел в монастырь. Кудеяр понял это и пошел по левому. Своды низкие, мокрые, ход узкий, едва боком протиснешься.
Долго шел, так долго, что хотел было назад вернуться. Один факел сгорел, другой на исходе. И вдруг тупик. Посветил на потолок. А на потолке среди кирпичей камень. Нажал на него — шатается. Смотрит — две ступеньки в стене. Поднялся, надавил на камень плечом, он из гнезда вышел и отвалился.
Пахнуло лесным воздухом, солнце в глаза ударило. Зажмурился.
— Господи, весна!
Защемило сердце у Кудеяра. Вытащил ноги из монастырского тайника, встал на зеленеющую землю. Тайник выходил к реке. Видно, был он сделан на случай осады.
Пошел Кудеяр по лесу, а потом привалился спиной к березе и замер. Он стоял один в лесу и был никто: не Кудеяр, не Георгий, не разбойник, не драгоман, не крестьянский сын. Показался он себе деревом. Зима на белом свете кончилась. Шумел вершинами влажный ветер. И в его ветвях шумел. Бежали, текли, лились, гудели соки. И в нем лилась и гудела быстротечная жизнь. Лопались почки, и его почки лопнули.
Весна! Клики птиц над водами, над весями, над бором. И в его деревянном горле клокотала песня, и знал он: просверлит песня в нем дырочку и пронзит ночь соловьями.
Отощавший за зиму барсучок, заспанный, ножки подламываются, хлюпая носом, потрусил в чашу — отъедаться.
Большие птицы, вытягиваясь шеями, выкрикивая радостное, пошли за реку и сели на болото.
Вспомнил Анюту Кудеяр. И в первый раз не позавидовал птицам. Хорошо ли иметь два родных дома, один за морем, другой здесь? Хорошо ли иметь две весны в году? Птицам, может, и хорошо, а человеку нужна одна весна!
Раздвигая ветви, Кудеяр пошел по лесу. И вдруг — приглушенные голоса. Затаился, как зверь.
— Умаялся, тащивши! — донеслось сипение Васи.
На поляне сидели разбойники. В кругу между ними валялся шевелящийся мешок.
«Опять, что ли, поросенка приволок?» — улыбнулся Кудеяр. Но мешок подергался, подергался, и вылез из него… Паисий.
«Ай да Вася!»
Микита Шуйский начал допрос:
— Где Кудеяр у тебя сидит?
Паисий шевельнул затекшими плечами, осмотрелся.
— Где сидит Кудеяр? — насупил брови Шуйский.
— На дереве.
— Что?! — Разбойники выхватили оружие, и слетела бы голова с игумена, но тут раздался знакомый голос:
— Я здесь!
Все вздрогнули, подняли головы, повернулись. На дубе, в развилке, — Кудеяр.
Кудеяр спрыгнул на землю. Подошел к Васе, обнял.
— Молодец! Как же ты с ним управился?
— Обыкновенно. Взвалил и попер. Да я не один был, с Варварой.
Кудеяр глазами нашел «боярыню Морозову», поклонился ей:
— Спасибо!
А тут Вася бух на колени.
— Кудеяр, я вызволять тебя пришел, а ты сам себя вызволил. А теперь отпусти меня насовсем. Я к ребятишкам пойду.
— К каким это ребятишкам? Жениться не успел, а ребятишек уже полна изба?
— Угадал. Шестеро ребятишек.
— Шестеро! Женился, что ли, пока я рясу носил?
— Да вроде бы!
— Ну, брат, и прыток ты!
— Я прыткий, — согласился Вася. |