Санти, уже немного понимавший по-урнгурски, улыбнулся второй части ее приказа.
Ронзангтондамени уселась на подушку напротив.
– Я рада, что ты вспомнил обо мне! – заявила она.
– Извини, я не вовремя! – улыбнулся юноша.
– О чем ты? А! Оставь! Они очень милы и доставляют мне немало радостей, но какое это имеет значение для нас?
И Санти наконец с удивлением осознал: смущение Ронзангтондамени проистекает вовсе не оттого, что он застал ее во время любовной игры с мужчинами. Она была смущена тем, что заставила его, Санти, ждать! Еще один урок Урнгура: разве конгайская женщина смутится, если ее застанут играющей с кошкой?
Вошел слуга. Он поставил перед Санти высокий бокал, выточенный из хрусталя. По знаку хозяйки наполнил конический сосуд золотисто-зеленым вином с запахом ветра и свежей травы. Санти пригубил свой бокал, а Ронзангтондамени отпила из своего. Ее вино было ярко-красным, даже – пурпурным и густым, как кровь.
– Хотел спросить тебя, Ангнани… Твоя дочь… (Вчера Женщина Гнона представила ему свою наследницу: спокойную, очень внимательную девочку, маленькую копию матери.) Кто ее отец?
– А какая разница? – Женщина засмеялась и сделала еще один глоток, вино окрасило ее губы в цвет настоящей крови. Не от этого ли Санти уловил в ее глазах хищный отсвет?
– Ты – не урнгриа! – Она облизнула губы проворным языком и сделала знак убиравшему в комнате слуге, чтобы тот налил ей вина.– Поэтому ты чересчур заботишься о моих мужьях! Больше чем я! – И рассмеялась.
Это была шутка, которую Санти не понял.
– Мои мужья! Двое из них предпочитают друг друга моему обществу. А третий, глупыш, мечтает о перстне, который я подарила тебе! Но этот камень не идет к его коротеньким мыслям! – Она снова засмеялась хрипловатым смешком.– Зато он более неутомим, чем другие! – И уловив эмоции Санти (иногда она очень чутко воспринимала их): – Я говорю с тобой, как с Женщиной!
– Тебя это волнует? – спросил Санти, наполняя свой бокал.
Ее эмоции он воспринимал с не меньшей чуткостью. Если хотел.
– Возбуждает! – Глаза женщины вспыхнули. Она сделала большой глоток, и рот ее вновь окрасился в цвет свежей крови.
– О да! Собственные мысли волнуют меня больше, чем мужчины! Я говорю не о тебе, ты понимаешь?
Санти кивнул. Он не сводил глаз с ее смуглокожего увлажнившегося лица.
– Мои мужья… Они как… Как когда я пьяна! Вино должно пьянить, но вино, которое только опьяняет,– разве им можно наслаждаться? А наслаждаться ведь можно и без опьянения, мой Санти!
– Это так! – согласился юноша, вспомнив о Тай.
И с удивительной чуткостью Ронзангтондамени спросила:
– Твоя… моя сестра, Этайа, она лучше меня?
– Что? – Санти опешил. Но нашелся и, в свою очередь, спросил: – Вино, то, что пью я,– лучше твоего?
– Вино? Нет… Не знаю… Но то, которое пьешь ты, оно очень подходит тебе! И это очень хорошее вино! Разве я посмела бы предложить тебе иное? – И единым глотком осушив свой бокал: – Но мое – намного крепче!
– Это видно! – улыбнулся Санти.
Слуга, темноглазый юноша с испуганной улыбкой на узком лице, налил ей еще. |