Мешочек ничем не был украшен, но сшила Фаун его заботливо. Фаун неуверенно стащила шнур через голову, взглянула на Дага, который ободряюще кивнул ей, и передала мешочек командиру дозорных.
Громовержец взял мешочек, сел на стул у окна и вытащил костяной клинок. Он обследовал его так же, как это делали Даг и Мари, – даже поднес к губам. Несколько мгновений он сидел, хмурясь, сжимая нож в своих сильных руках.
– Кто делал его для тебя, Даг? Не Дор?
– Нет. Мастер в Лутлии, через несколько месяцев после событий на Волчьем перевале.
– Это кость Каунео, да?
– Да.
– У тебя раньше не появлялись основания думать, что работа может быть дефектной?
– Нет. И я не думаю, что что-то было не в порядке.
– Но если все было сделано как надо, никто, кроме тебя, не смог бы его зарядить.
– Я очень хорошо это понимаю. Если бы мастер сделал работу плохо, зарядить нож не смог бы никто. Но нож-то заряжен.
– Это верно. Так что расскажи мне в точности, что произошло в той пещере.
Сначала Дагу, а потом Фаун пришлось повторить свой рассказ для Громовержца – каждому по-своему. Они коротко упомянули о том, как Даг нашел Фаун, похищенную на дороге служащими Злому разбойниками, и о том, как Даг пришел по ее следам к пещере Злого. И как – тут Даг закусил губу – Даг опоздал помешать Злому вырвать из ее лона Дар ее дочери. Фаун не стала рассказывать, а Громовержец не спросил, как случилось, что она оказалась на дороге одна, беременная – и незамужняя; возможно, Мари, которая обо всем узнала в Глассфордже, уже сообщила ему об этом.
Внимание Громовержца обострилось, вопросы стали более детальными, когда дело дошло до описания путаницы с разделяющими ножами Дага: как Даг, на которого навалились глиняные люди Злого, кинул мешочек с ножами Фаун, как она сначала ударила чудовище незаряженным ножом, а потом тем, которым нужно, и как тот при этом сломался. Как кошмарное создание развалилось, оставив первый нож так странно заряженным смертностью нерожденной дочери Фаун.
К тому времени, когда они добрались до середины рассказа, Мари придвинула себе стул и уселась, а Даг прислонился к столу. Фаун предпочла стоять, хоть ей трудно было заставить свои колени не дрожать предательски. Громовержец, к ее облегчению, не стал расспрашивать о том, что произошло после схватки; его интерес, похоже, ограничивался разделяющими ножами.
– Ты собираешься показать его Дору, – сказал Громовержец, когда рассказ был окончен, и Фаун не поняла, был ли это вопрос или распоряжение.
– Да.
– Сообщи мне, что он скажет. – Громовержец поколебался. – Будем надеяться, что на его мнении не отразится это… – Он кивнул на левую руку Дага.
– Понятия не имею, что подумает Дор о моей женитьбе. – По тону Дага ясно можно было понять, что он хотел бы добавить «да это мне и безразлично», однако вслух он этого не сказал. – Однако я ожидаю, что независимо ни от чего он скажет все, что ему известно как мастеру. Если у меня останутся сомнения, я всегда могу узнать мнение кого-то еще. Вокруг озера живет с полдюжины изготавливающих разделяющие ножи мастеров.
– Все они менее умелые, – сказал Громовержец, пристально глядя на Дага.
– Поэтому-то я и собираюсь пойти к Дору к первому. Или ни к кому не ходить.
Громовержец собрался было отдать нож Дагу, но тот жестом показал на Фаун. Она снова надела шнур на шею и спрятала мешочек на груди.
Громовержец, стоя с ней лицом к лицу, холодно следил за ее действиями.
– Этот нож, девочка, не делает тебя кем-то вроде почетного Стража Озера.
Даг нахмурился. Однако прежде чем он успел что-нибудь сказать, Фаун, вспыхнув, спокойно ответила:
– Я знаю, сэр. |