Омба шумно выдохнула воздух; ее удивление было совсем не лестным. Однако не было в нем, подумала Фаун, и враждебности. Она изо всех сил ухватилась за это открытие. Похоже, Даг не воспользовался ее советом начать с наиболее трудных случаев. Что ж, учитывая все, что могло ожидать их позже, отсутствие враждебности казалось, пожалуй, хорошим знаком.

– Что Мари прошлым вечером рассказала вам всем? – спросил Даг.

– Ох, Мари и закатила сцену! Сначала она, как пришла, спросила, не получали ли мы от тебя известий – нас это потрясло, ведь предполагалось, что ты с ней. Потом она сказала, что отправила тебя домой из Глассфорджа несколько недель назад. Мы перепугались: не ранен ли ты, но она сказала «нет». Это верно? – Омба посмотрела на лубок.

– В то время так и было. Перелом я заработал по дороге. Рассказывай дальше.

– Потом Мари выдала нам дикую историю про какую-то милашку – деревенскую девчонку, каким-то образом замешанную в твоей последней расправе со Злым, – Омба бросила на Фаун любопытный взгляд, – которой я не очень-то верила… до сих пор. Еще Мари сказала, что ты с крестьянкой вместе бросился со скалы, – и твоя мама стала горячо отрицать возможность такого, одновременно упрекая Мари в том, что она это допустила. Ну, тут я помалкивала, хоть и желала, чтобы ты выпутался.

– Спасибо, – мягко сказал Даг.

– Ха! Я и подумать не могла… никак не могла вообразить… Мари сказала, что ты отправился вместе с крестьянской девушкой, предполагалось, что ты доставишь ее домой. Мари опасалась, что ты пострадал от рук ее родичей – она говорила, что опасается, как бы тебя не охолостили. Это, должно быть, и означало, что ты бросился со скалы. Когда Мари и твоя мама принялись упрекать друг друга в грехах двадцатипятилетней давности, я смылась. Только потом Мари отозвала Дора на причал, чтобы поговорить с ним наедине. Он не сказал, о чем шла речь, только буркнул, что это касается его работы по кости, а даже твоя мама теперь уже знает, что ничего больше из него не вытянет.

По-видимому, Мари сохранила в секрете рассказ Дага о том, что случилось со вторым разделяющим ножом, как и признание Фаун в беременности и выкидыше – по крайней мере в присутствии матери Дага. Фаун неожиданно почувствовала, что относится к Мари лучше, чем раньше.

– Ох, Даг, – вздохнула Омба, – эта твоя выходка превосходит все, что ты вытворял до сих пор.

– Подумай о преимуществах: теперь, что бы ты ни сделала, превзойти меня ты не сможешь. Даже прошлые твои приключения могут казаться теперь безобидными.

Омба смущенно кивнула.

– Уж это точно. – Она повесила связки подков на крюк на столбе и вскинула руки, словно защищаясь. – Думаю, мне лучше держаться от всего этого подальше, если ты не возражаешь.

– Конечно, попробуй, – дружески кивнул Даг. – Мы заглянули в шатер, чтобы оставить там вещи, но там никого не оказалось. Где все?

– Дор ушел в свою хижину – то ли работать, то ли просто чтобы не мозолить глаза. Мари ужасно тревожилась о тебе, и это его, я думаю, поразило сильнее, чем он желал признаваться. Мари ведь даже сказала вчера твоей матери «Мне очень жаль».

– А мама?

– Сегодня ее очередь развозить на плоту и распределять кидальники.

– Ну как же, – фыркнул Даг.

– Ее пытались убедить остаться на берегу из-за больной спины, но она махнула рукой на спину и отправилась. Сегодня ни один кидальник не похлопает ушами.

Фаун растерялась.

– Распределяет кидальники? Разве их не хватает?

– Нет, – ответил Даг.