Каким-то образом ему удалось переложить на себя вину за все случившееся.
Будь на его месте кто-то другой, я бы понизил его в звании.
— Слушаюсь, сэр. Извините, сэр. И простите меня… я не хотел создавать дополнительных проблем…
— У меня к вам нет претензий, лейтенант.
— Извините, сэр, — шепчет он и как-то обмякает, опустив голову.
Его извинения начинают раздражать меня.
— Соберите личный состав в тринадцать ноль-ноль. Я все же должен сделать заявление касательно последних событий.
— Слушаюсь, сэр, — кивает он, не поднимая взгляда.
— Можете идти.
— Слушаюсь, сэр.
Он берет под козырек и исчезает.
Я остаюсь один перед ее дверью.
Забавно, но навещать ее здесь стало входить у меня в привычку. Я испытывал какое-то странное умиротворение от сознания того, что мы с ней живем в одном здании. Ее присутствие на базе изменило для меня буквально все: в течение того времени, что она провела здесь, мне впервые стало нравиться жить в моих апартаментах. Я с нетерпением ждал ее вспышек ярости. Ее истерик. Ее смешных доводов. Я хотел, чтобы она орала на меня; я бы поздравил ее, если бы она ударила меня по лицу. Я всегда провоцировал ее, играя с ее эмоциями. Я хотел увидеть настоящую девушку, скрытую за стеной страха. Мне хотелось, чтобы она наконец сбросила ею же самой придуманные и стянутые путы.
Поскольку я знал, что здесь, в замкнутом и изолированном пространстве, она могла притворяться тихой и кроткой, то там, среди хаоса разрушения, она станет совершенно другим человеком. Я просто ждал. Изо дня в день терпеливо ждал, когда же она осознает свои истинные возможности, так и не поняв, что доверил ее солдату, который может отнять ее у меня.
Вот почему мне надо было застрелиться.
Вместо этого я открываю дверь.
Дверная панель задвигается, когда я вхожу внутрь. Я стою один в комнате, помнящей ее последнее прикосновение. Постель в беспорядке, дверцы изысканно украшенного шкафа приоткрыты, разбитое окно наскоро затянуто пластиком. Я чувствую тоскливую пустоту под ложечкой, на которую стараюсь не обращать внимания.
Сосредоточься.
Я захожу в ванную и изучаю туалетные принадлежности и ящички, даже заглядываю в душевую кабину.
Ничего.
Я возвращаюсь к кровати и провожу рукой по скомканному одеялу и разбросанным подушкам. На какое-то мгновение я позволяю себе осмотреть свидетельства того, что она действительно когда-то здесь находилась, а затем разбираю постель. Простыни, наволочки, одеяла — все летит на пол. Я тщательно изучаю каждый сантиметр подушек, матраса и кроватной рамы. И опять ничего не обнаруживаю.
Прикроватная тумбочка. Ничего.
Под кроватью. Ничего.
Светильники, выключатели, обои, каждый предмет одежды в ее шкафу. Ничего.
И только когда я направляюсь к двери, я что-то задеваю ногой. Смотрю вниз. И под носком ботинка вижу неприметный четырехугольный предмет. Маленький потертый блокнотик, который уместился бы у меня на ладони.
Я настолько поражен, что какое-то время не в силах сдвинуться с места.
Глава 9
Как же я мог забыть?
Этот блокнотик торчал у нее из кармана в тот день, когда она сбежала. Я обнаружил его сразу перед тем, как Кент приставил мне ко лбу пистолет, и в какой-то момент среди общей неразберихи я, должно быть, обронил блокнот. Теперь-то я понимаю, что именно его и надо было искать в первую очередь.
Я наклоняюсь, чтобы поднять его, аккуратно вытряхивая застрявшие между страниц осколки стекла. Рука дрожит, сердце громко пульсирует в ушах. Я понятия не имею, что в блокноте. Рисунки. Заметки. Неясные обрывки мыслей.
Все, что угодно.
Верчу блокнот в руках, мысленно запоминая складки на неровной истертой поверхности. |