От одного только воспоминания о том дне, меня бросило в дрожь.

— Может, просто помолчим?

— Пойдём, Эви, — таская меня за руку, Джек проверил две удалённые спальни и ванную, где мы и остановились, — почему бы тебе не переодеться? — спросил он, настраивая запасной фонарик, — я поищу сухие дрова и разведу огонь. А ты оставайся здесь, можешь не торопиться.

Видно было, что он не хотел оставлять меня с Ариком наедине.

Сухие дрова? А они вообще существовали?

— Могу помочь.

— Нет, я сам.

Я почувствовала себя виноватой.

— Ты ведь травмирован.

— К травмам мне не привыкать, bébé.

Ухажеры матери слишком рано познакомили его со своими кулаками.

Когда он помог мне снять рюкзак и плащ, я спросила:

— Почему ты стал ко мне так хорошо относиться?

Он повернулся к выходу, но в пороге задержался.

— Теперь я вижу всё намного яснее.

Чего я не могла сказать о себе.

Когда он вышел, я схватилась за полку, пытаясь справиться с приступом головокружения. Выдержу ли я такой темп дальше? В голове пульсировала боль, руки и ноги дрожали. Я взглянула в зеркало. С бледного лица на меня смотрели несоразмерно большие глаза.

В отражении я увидела скребок для душевой кабины и почувствовала скорбь по его предыдущим владельцам.

Но слезами горю не поможешь. Возможно, мне тоже недолго осталось. Всё может стать гораздо хуже. Я могу умереть, как и они. А так, пусть мокрая и продрогшая, но я была жива и свободна. Без наручников на запястьях, без укусов Бэгменов на теле.

Я сняла и развесила одежду, затем расстегнула рюкзак. Внутри лежал небольшой спальный мешок, энергетические батончики, фляга, бинты для Джека и сменная одежда. Её я и достала.

По дому раздался стук. Что же там делал Джек?

Закончив переодеваться, я услышала, как он вернулся в гостиную.

— Значит, ты на две тысячи лет старше её? — спросил он Арика. — Совращение малолетних – вот как это называется. Она ещё подросток, а ты, fils de putain.

— Я был младше её, когда мы поженились, — заметил Арик, — и я не могу изменить то, что так долго прожил. И потом, с учётом всех перевоплощений, она сама прожила на свете больше столетия. Она помнит игры, в которых была старше, взрослой женщиной.

— Сейчас она незамужняя девушка по имени Эви Грин. Она училась в старшей школе Стерлинга, росла среди плантаций сахарного тростника, как и я. Может вы и поженились, но до самого главного так и не дошли, — он мог быть таким же язвительным, как и Арик, — в отличии от нас с Эви.

Удар ниже пояса, Джек.

— И ты поплатишься за это. В своё время.

— Теперь я знаю, почему в ту ночь ты так пытался нас остановить. Потому что это касалось тебя лично? Всю жизнь мне твердили, что я обманываю смерть. В конце концов это оказалось правдой.

— Восторжествует не тот, кто первым лег с ней в постель, — процедил Арик, — а тот, кто там останется.

— Думаешь, это будешь ты? Да ты совсем из ума выжил на старости лет.

Взаимная вражда, порожденная жестким соперничеством, разгоралась все сильнее. И что мне теперь со всем этим делать?

Задумавшись, я повернулась к двери и чуть не оставила свой рюкзак. С Ариком я так привыкла к безопасности, что забыла первое правило выживания в пути. Джек так старался научить меня. А я считала это просто грубостью.

Теперь я поняла, почему он сердился, если я была голодна. Никогда не забуду то видение о нём, маленьком мальчике, пытающемся вырваться из плена отчаяния...

Когда я вернулась в гостиную, огонь уже горел. Сообразительный Джек отодрал от стен деревянную обшивку.

С рюкзаком в ногах он чистил у камина свой арбалет, рядом сохла куртка.