— О, господин Петёфи, папа совсем не вас имел в виду! Разве с вами может что-нибудь случиться? Вы вернётесь! И напишете ещё много чудесных стихов!

Искренность Розики, её юное очарование согрели душу поэта.

— Когда я вернусь, Розика, тебе первой прочту свои новые стихи. Они сложатся у меня в голове под аккомпанемент пушечных ядер. — Петёфи опустил руку на голову девочки, перебирая пальцами шелковистые пряди. — К этому времени Венгрия станет счастливой, свободной страной… Ты вырастешь, и я обещаю воспеть в стихах твои прекрасные глаза! Правда, и другие поэты будут посвящать тебе стихи, но ты ведь не забудешь своего старого друга Шандора?

— Забыть вас! Разве это возможно?!

А мысли поэта были уже далеко.

— У меня есть сын. Чудесное маленькое существо. Зое́лтан Петёфи! Как прекрасно это имя! Оно звучит как музыка в моём сердце. Но жизнь жестока, она подарила мне сына и отняла отца. Как будто двоим им не было места на земле. Старик едва успел порадоваться, что у него родился внук…

Начало светать, когда Петёфи покинул дом Зигмунда. Розика заснула крепким, здоровым детским сном и не слышала, когда уходил поэт. Утром Розика увидела на столе бокал, из которого пил Петёфи.

— Папа, из этого стакана никто больше не должен пить. Я запру его в буфет. Как жаль, что мы бедны! Будь мы богаты, я оправила бы его в золото…

Часть четвёртая

Глава первая

Девятый вал

Дебрецен был занят русскими войсками.

Гёргей вступил в тайные переговоры с фельдмаршалом князем Паскевичем и заявил о своей готовности сложить оружие перед русскими, если царь даст согласие на образование независимого венгерского королевства во главе с русским королём — одним из великих князей. Эта антигабсбургская диверсия была отвергнута царём, а Паскевичу приказано преследовать, настичь и разгромить армию Гёргея.

Однако старания фельдмаршала разбивались об искусное маневрирование Гёргея, постепенно продвигавшегося к крепости Арад. Гёргей изматывал преследовавшие его русские корпуса. Царь гневался, и Паскевич вынужден был посылать ему подробные объяснения своих неудач:

«Гёргей великий генерал, — писал Паскевич царю в своём рапорте. — Он ведёт войну необыкновенно. Он ставит всю свою артиллерию в начале дела… Едва он встречает сопротивление — тотчас ночью уходит, оставя на съедение неприятеля свой авангард, который почти всегда скрывается в горной местности. Конечно, горько, что Гёргей ушёл, но он должен был уйти, ибо нигде не хотел дать мне сражения…»

В это время на юге венгры успешно сопротивлялись натиску австрийцев.

Под Дебреценом 1-й корпус, во главе с генералом Надь Шандором, завязал крупное сражение с русскими, для того чтобы остальные части и армии Гёргея могли продвинуться ближе к Араду.

Битва была жестокая и кровопролитная. Обе стороны несли большие потери. Значительный перевес был на стороне противника, и Надь Шандор, убедившись, что главным силам армии Гёргея обеспечено свободное движение на юг, отдал приказ об общем отступлении к Грое́ссвардейну.

Гуваш, не занимая официально никакой государственной должности, был личным советником Кошута и выполнял его особые поручения. Сейчас президент послал его к Гёргею с письмом. В нём Кошут настаивал на необходимости скорейшего соединения обеих венгерских армий и просил Гёргея сделать для этого всё возможное.

Гуваш прибыл в главную квартиру Гёргея спустя десять часов после битвы у Дебрецена. Он нашёл Гёргея в Киш-Мария. Была поздняя ночь, когда Гуваш вошёл в комнату генерала. Гёргей был одет, с саблей на боку, а раненная ещё под Передом голова повязана голубым платком.