— Да знал я, только никогда не видел сам, — сказал Сантьяго. — Ты правда думаешь, что все бабы от этого зелья шалеют?

— Я думаю, что Чиспас наврал, — понизил голос Попейе. — Оно лишает рассудка женщин?

— Да. А может и жизни лишить, если не соразмерить, — сказал Амбросио. — Я в такие дела не суюсь, ниньо Чиспас. Не дай бог, дойдет до вашего папеньки, мне влетит по первое число.

— Неужели одной ложечки довольно, чтобы любая бросилась тебе на шею? — прошептал Попейе. — Брехня, по-моему.

— Надо будет проверить, — сказал Сантьяго. — Хотя бы для того, чтобы узнать, брехня это или нет.

Он не договорил, охваченный приступом нервного смеха. И Попейе засмеялся. Войдя в раж, возбужденные, они толкали друг друга локтями — не на ком проверять — вот в чем вся штука-то, — и столик зашатался, и заплескался в стаканах коктейль. Интересно, что говорил ей Чиспас, когда угощал этим снадобьем? Чиспас и Сантьяго вечно жили как кошка с собакой: то Чиспас устраивал хилячку какую-нибудь пакость, то Сантьяго вытворял над старшим братом какую-нибудь каверзу. Боюсь, он тебя разыграл. Нет, конопатый: Чиспас, поднабравшись однажды после крупного выигрыша на бегах, вломился к нему в комнату, чего никогда еще не было, и стал говорить, что, мол, пора тебе бабу и как, мол, тебе не стыдно — такой дылда, а еще этой сласти не пробовал, и даже дал закурить. Ну, нечего ломаться, сказал Чиспас, девчонка у тебя имеется? Сантьяго соврал, что да, имеется, а Чиспас озабоченно ему сказал: пора, хилячок, пора терять невинность.

— Я же тебя просил свести меня в бордель, — сказал Сантьяго.

— Ага, тебя засекут, а старик меня убьет, — сказал Чиспас. — Это во-первых. А во-вторых, мужчинам стыдно платить денежки за любовь. Ты вот уверен, что всю премудрость превзошел, нос задираешь, а в этом деле ты дурак дураком.

— Ничего я не задираю, — сказал Сантьяго, — на меня нападают, вот я и защищаюсь. Ну, Чиспас, своди меня.

— А почему ты тогда вечно устраиваешь перепалки со стариком? — сказал Чиспас. — Все делаешь ему наперекор, а он огорчается.

— Я просто не люблю, когда он защищает Одрию и военных, — сказал Сантьяго. — Ну, Чиспас!

— А почему это ты против военных? — сказал Чиспас. — И что тебе, черт побери, за дело до Одрии? Чем он тебе не потрафил?

— Они силой захватили власть, — сказал Сантьяго. — Одрия полстраны пересажал.

— Сажает он только апристов и коммунистов, — сказал Чиспас. — И еще пусть спасибо скажут, я бы их всех к стенке поставил. При Бустаманте в стране царил хаос, порядочному человеку работать спокойно не давали.

— Ну, значит, ты — не порядочный, — сказал Сантьяго. — При Бустаманте ты груши околачивал.

— Сейчас схлопочешь, — сказал Чиспас.

— У нас с тобой просто разные взгляды на вещи, — сказал Сантьяго. — Ну, Чиспас, своди меня.

— Нет, в бордель не поведу, — сказал Чиспас. — А бабенку обработать помогу.

— А в аптеках-то это зелье продают? — спросил Попейе.

— Нет. Этим торгуют из-под полы, — сказал Сантьяго. — Продажа запрещена.

— Подмешай чуточку в «кока-колу», подсыпь в «хот-дог», — сказал Чиспас, — и жди, когда подействует. А вот когда ее начнет разбирать, не теряйся, тут уж все от тебя зависит.

— А с какого возраста можно его давать, Чиспас? — спросил Сантьяго.