— Внимательно слежу за ходом вашей мысли.

— Мысль не совсем моя. В мою новую компанию переходит начальник департамента пиара Джи-ти-груп, это вообще-то она сформулировала. Суть: большинству японцев в нашем муниципалитете не придётся по нраву идея китайского управления.

— Кто бы спорил! — не удержался судья, тут же замолкая и предоставляя слово собеседнику.

— Просто сейчас, в силу субъективных причин, обстоятельства сложились так, что у избирателей в массе не будет времени на реакцию, — продолжил Асада-младший. — Из откровенных оппонентов китайцам были только мы: за консервативное сохранение национальных основ, из текущего состава претендентов на мандаты никто не ратует.

— Вы о Джи-ти-груп?

— Угу. Можно было бы припомнить Ходзё, но вчерашних. Сегодняшние, после смерти патриарха, как-то слишком резко изменили политический курс, — в голосе подростка звучала откровенная насмешка.

— Соглашусь по нескольким пунктам сразу, — чиновник, уловив волну, в дипломатию играть и не думал (слишком серьёзные вопросы обсуждались, хотя и в крайне необычном составе). — Остальные кандидаты стоят на гораздо более умеренных позициях. Региональная интеграция, совместные решения, сотрудничество…

— Угу. А Ходзё со скоростью звука сменили лагерь и ориентацию. Джи-ти-груп, увы, можно не считать — я изнутри не понаслышке знаю, что о гарантированной победе речь не идёт.

— Если всё же выиграет партия вашего отца, где будет моё место? — спросил судья в лоб.

— Несмотря на все наши разногласия с отцом, он свято чтит людей, поддерживающих его сына, — намекнул школьник. — Какие бы ни были скандалы между нами, рано или поздно помиримся, потому что семья.

— Видимо, это правило работает и в обратную сторону, — предположил старший, не рассчитывая на ответ или комментарий. — Если из вашей личность безумной затеи что-то выгорит, то и ваш родитель может на что-то рассчитывать…

— Ваша честь, что нужно, чтобы вы и меня поддержали? Теоретически, на каких условиях?

— А ради чего? — судья окончательно отбросил дипломатию. — Я должен услышать что-то, что примирит меня с собственным безумием. Надеюсь, иным вы наш разговор не считаете?

— В нашем муниципалитете на этих выборах нет ни одной консервативной прояпонской партии. Представляющей даже не интересы, а мировоззрение тех людей, которые много десятков лет назад шли добровольцами в тэйсинтай¹.

В исполнении голубоглазого блондина-европейца тезис звучал как минимум комично.

Чиновник оценил иронию ситуации по-своему:

— А вы считаете, сейчас ещё осталось очень много носителей той идеологии?

— Я считаю, век не важен, если ты хочешь быть патриотом. Если ты искренне любишь свою родину. А что до цифр… В Квантунской армии, например, в тысяча девятьсот сорок пятом году имелась отдельная бригада тэйсинтай, и в каждой дивизии формировались батальоны. Количество добровольцев, как известно, на любую дату всегда втрое превышало штатное расписание. Так что — да. Думаю, таких людей именно в нашей стране всегда будет много.

— Какое похвальное знание истории, — судья был действительно местами впечатлен. — Это все б из прошлого в реал.

— Почему вы считаете, что тот потенциал нации на сегодня утрачен безвозвратно? — гайдзин смотрел тягуче и пронзительно. — Мне не очень нравится ситуация, если не верят в самого себя. Хоть на уровне личности, хоть на уровне нации.

— Вы очень интересно развернули тему. Если я сейчас вам откажу, получается, я лично ни на что не готов ради нашей национальной идеи.