Сейчас, когда я вспомнил молодость и стараюсь не терять напрасно ни минуты, абсолютно все нагрузки на организм конвертируются в индивидуальный рост. Такими темпами, что местами просто страшно, особенно если говорить о боксе и его разновидностях.

В общем, на самом деле я уже далеко не тот тормоз, каким считают окружающие. Просто старательно это скрываю, хотя и не всегда успешно (как минимум, Цубаса периодически сияет восхищением, другое дело что она профессионально держит за зубами язык, хотя тоже явно о чём-то догадалась. Ну либо ей намного лучше меня, в силу профессиональной подготовки, известны возможности таблетки).

Иногда заигрываюсь со знаком минус — вхожу в роль дурака настолько убедительно, что забываю выйти из неё уже в общении со своими. Да и в общении с самим собой, чего уж…

— Или у вас были другие планы насчёт его смерти? — абсолютно с таким же нейтральным и змеиным выражением лица, как у толстяка, радушно ему улыбаюсь.

— Что ты себе позволяешь?! — вскидывается он. — Ты о чём?!

Отец всё ещё слегка притормаживает, не зная, что сказать, либо просто не желая вмешиваться.

Эх, батя… С таким настроем тебе оябуном быстро не стать. Оно бы и ладно, но у тебя две жены, и обе беременные. Уже молчу, что Мивако потенциально имеет больше прав на власть внутри гуми, чем ты, по одной из версий — соответственно, тоже попадает под удар, причём в первую очередь.

А уж вы в тандеме… Прямо сейчас у меня начинает крепнуть мнение, что никому вы особо не нужны.

Скажем прямо. Конкретно по этим двоим вижу, что ты для них скорее помеха каким-то личным планам, чем будущий обожаемый босс.

Не понимаю, задние мысли вошедших что, вижу один я?! И Цубасы рядом нет, чтобы посоветоваться.

— Шутите? — здесь надо серьёзно свести брови и посмотреть пронзительно. — Вы только что сами сказали: «Умер НЕвовремя». Японский у меня, конечно, не родной, но ведь и сурку понятно: тот факт, что умер, вас не смущает. Ало, японцы, в чём я неправ?! — картинно обвожу взглядом вокруг себя, развожу руками, будто призывая в свидетели медицинский персонал. — Вас огорчила только время смерти, нет?! По факту претензий не имеете?!

— Ты неправильно понял, — мгновенно и через силу успокаиваясь, вежливо наклоняет ухо к плечу толстяк. — Я лишь имел ввиду, что эта смерть — очень большая для нас утрата.

— Странно… По мне, это две разные фазы: «Чёрт, помер невовремя». Или «Его смерть — утрата для нас».

Кажется, даже до родителя дошло, что тип всеми силами хочет замять зарождающийся скандал.

— Не время цепляться к словам, — батя, естественно, одергивает меня. — И как ты говоришь со старшими?

— Схуяли он для меня старший?! — недоумение даже изображать не приходится, оно у меня сейчас искреннее. — Меня сюда звал лично Томиясу. Звал к себе, не к этому клоуну, в рамках того, что задумал лично я. В иерархии надо мной будет только один человек. Был бы один человек, — поправляюсь. — Он сам. Этого, — указываю на пузатого взглядом, — вообще могли дать мне в обеспечение. В этом случае я бы обращался к нему на ты, а он бы мне выкал. Предварительно кланяясь в пояс. Во сколько в любом ином случае для начала получил бы от меня по зубам, и я сейчас не в переносном смысле. — Обострять, только обострять. — Например, в Хейдуге Сёгун вроде бы вообще чуть не самый молодой. Из представляющих вес. Но что-то я не заметил днём особого пиетета в его исполнении к старшим по возрасту.