Старший инспектор Гамаш внимательно слушал. Он, как никто другой, знал цену факта. Но еще он знал, что убийца редко обнаруживается в фактах.

– Крашеная блондинка, у корней волос видна седина. Вес слегка избыточный. Кольца на безымянном пальце нет.

Факты были необходимы. Они указывали направление, из них сплеталась сеть. Но убийца обнаруживался, когда ты следовал не только фактам, но и чувствам. Тем злобным эмоциям, которые превращают человека в убийцу.

– Шея сломана на втором позвонке.

Старший инспектор Гамаш слушал и наблюдал. Знакомая рутинная работа. Но всегда вызывающая ужас.

Тот факт, что один человек забрал жизнь у другого, всегда потрясал его, хотя он много лет проработал главой отдела по расследованию убийств знаменитой Квебекской полиции. Повидал множество убийств. И убийц.

И каждый раз поражался тому, что один человек забрал жизнь другого.

Питер обратил внимание, что Гамаш никогда не делал заметок. Он только слушал и уважительно кивал. Задавал вопросы, смотрел задумчиво. Заметки на память делали другие. В данном случае агент Лакост.

Питер пытался отвлечься, сосредоточиться на красоте сада.

Но его глаза постоянно возвращались к телу на клумбе.

Неожиданно Гамаш быстро повернулся и посмотрел на него. И Питер тут же инстинктивно опустил глаза, словно сделал что-то стыдное.

Он сразу пожалел об этом и поднял голову, но старший инспектор больше не искал его взгляда – он шел к нему.

Питер хотел было отвернуться этак небрежно. Будто его привлек какой-то звук – олень в лесу по другую сторону речушки.

Он начал поворачиваться, но заставил себя остановиться.

Ему незачем прятать глаза, сказал он себе. Он не совершил ничего предосудительного. А наблюдать за действиями полиции – что ж, это естественное человеческое желание.

Разве нет?

Но Питер Морроу, всегда такой уверенный, чувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Он больше не знал, что естественно, а что – нет. Не знал, что ему делать с руками, глазами, со всем телом. Со своей жизнью. Со своей женой.

– Клара, – сказал Гамаш, протягивая ей руку, а потом поцеловал Клару в обе щеки.

Если другие следователи и сочли странным, что их шеф целует подозреваемую, то ничем этого не показали. А Гамашу явно было все равно.

Он обошел группку, каждому пожал руку. Последним он подошел к Оливье, явно давая тому время подготовиться. Гамаш протянул руку. Все замерли, вдруг забыв о мертвом теле.

Оливье, не раздумывая, протянул руку, вот только в глаза Гамашу не смог заставить себя посмотреть.

Старший инспектор улыбнулся им едва заметной, чуть ли не извиняющейся улыбкой, словно тело оказалось здесь по его вине. Питер подумал: неужели так и начинаются всякие жизненные кошмары? Не с удара грома. Не с крика. Не с воя сирен. А с улыбки. Надвигалось что-то страшное, но оно было любезно и хорошо воспитано.

Правда, что-то ужасное уже успело побывать здесь и ушло. Оставив после себя мертвое тело.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Гамаш, снова возвращаясь к Кларе.

Это был не пустой вопрос. Старший инспектор выглядел искренне озабоченным.

Питер испытал облегчение, когда этот человек снял с него груз этого тела, взвалил на свои широкие, крепкие плечи.

Клара помотала головой.

– Я просто ошеломлена, – сказала она наконец и оглянулась. – Кто она?

– Вы не знаете?

Гамаш перевел взгляд с Клары на Питера, потом на Габри и на Оливье. Каждый из них покачал головой в знак отрицания.

– Она не была гостьей на вашей вечеринке?

– Наверно, была, – сказала Клара. – Но я ее не приглашала.

– Кто она? – спросил Габри.