Сигурд отличался отчаянной непоседливостью, и потому, несмотря на его почти четырнадцать лет, никто в клане не принимал его всерьёз. Правда, Великий Дух не обделил озорника и проныру Сигурда магическим даром – он мастерски чуял нечисть за доброе поприще, – и потому Джейана, не колеблясь, поставила его на Ближний Вал. Если что случится – Сигурд поднимет тревогу лучше и скорее сторожевого духа.
– Все спокойно? – Девушка не могла поверить. Такой тарарам, такие полчища, обрушившиеся на неё, а этот щенок утверждает, что ничего не чувствовал! – Спал небось?!
– Да как можно! – обиженно засопел Сигурд. – Чтобы я – и спал?
Это было чистой правдой. Сигурд мог скорее проскакать всю ночь вокруг костра, любуясь на звезды, чем позорно дрыхнуть где‑нибудь в тихом уголке.
– А если не спал, – Джейана помедлила, – то отвечай: сейчас, в той стороне, где Отвечающий, ничего не заметил? Ничего не слышал?
Сигурд отчаянно помотал головой. Длинные прямые волосы, светло‑светло солнечные, мотнулись из стороны в сторону.
– Ничего, ничего, Джейана.
В клане всех называли просто по именам, лишь Твердислава порой кликали «вождем» или «вожаком».
– Хорошо, молодец, – устало бросила Джейана, подсаживаясь к тлевшему в неглубокой яме костерку.
Сигурд ничего не почувствовал. Что всё это значит? Может, ей все эти кошмары просто пригрезились? А расцарапанные шея и щеки – просто от того, что она слишком быстро, не разбирая дороги, ломилась сквозь кусты?
Отчего– то очень захотелось, чтобы Твердь оказался бы сейчас рядом. Даже не для того, чтобы пустить в ход всю силу Ключ‑Камня. А просто сказать: «Джей, не зарывайся. Не придумывай себе новых страхов, Джей!» Как он убедительно умел это произносить. И как убедительно это звучало, особенно уже после того, как любовная горячка схлынула и они просто лежат рядом, лишь чуть‑чуть касаясь друг друга, и всё внимание Джейаны ‑к собственному голому бедру, на которое естественно‑властным жестом упала тяжёлая рука любимого, рука, одинаково хорошо умеющая ласкать и разить.
Ох, не те это мысли, Джейана, не те, коим следует предаваться ночью на Ближнем Валу, чудом вырвавшись из плена призраков и ежеминутно ожидая удара неведомой нечисти!
Она не успела как следует разругать себя. Сдавленно закричал, хватаясь за голову, Сигурд, а в слабом отсвете упрятанного поглубже костерка Джейана увидела, как перед Ближним Валом вспучивается земля, вспучивается широким – шагов до дюжины – пузырём, как верхушка чудовищного нарыва лопается, и пласты земли соскальзывают вниз, с остроконечной чудовищной башки; башка эта покрыта синевато‑стальными пластинами защитной брони, пластины разъезжаются, расходятся, на поверхности появляются какие‑то длинные многосуставчатые усы, кровяные шары на гибких стеблях – вроде как глаза, а чуть пониже распахивается настоящий провал чёрной пасти, из которой разит непереносимым смрадом. Вывороченная чудовищем земля разом засыпала с такими трудами откопанный ров; рдяные буркалы монстра повернулись к валу – и только теперь остолбеневшая было Джейана нашла наконец в себе силы ответить.
Она не успела объединить воедино всю силу остальных защитников Вала. Суматошно повскакавшие на ноги мальчишки и девчонки тоже пытались ударить по врагу – но поодиночке, а это всегда и заведомо меньше, чем совокупная сила клана. Но, чтобы слить силу многих в один разящий огненный меч, надо чуть побольше тех трех секунд, что оставила Джейане судьба.
Первой успела Гилви. Её невидимый снаряд врезался в броню чудовища, одна из броневых чешуек отлетела напрочь, открыв розоватую шевелящуюся мякоть; по земле заструилась светящаяся кровь.
За Гилви ударили и остальные. Огненные ленты, змеящиеся молнии, чёрные воронки смерчей – в ход пошло все, чем могли атаковать Твердиславичи. |